Неперспективная: кто вынес вердикт?
Развалившийся колодец, полуразрушенные дома, покосившиеся заборы, бурьян… А на завалинке сидят дед да баба. Как в русской сказке…
На 12-часовом автобусе, следующем на Новые Горки, доехал я до деревни Гумнищи, родины Константина Бальмонта. Далее вместе с огородницами более километра топаю до коллективного сада по той самой дороге, по которой осенью эти бабушки тащат к автобусу сумки килограммов в двадцать весом с овощами нового урожая.
С сожалением распрощался я со своими случайными попутчицами. Далее мой путь лежал через лес: перепрыгивая через лужи и обходя топкие моста, уверенно иду знакомой дорогой в деревню Палкино. Вот уже и крыши домов заброшенной властями деревеньки. Иду не торопясь, наслаждаясь красотами среднерусского пейзажа и снимая эту красоту, чтоб потомки увидели фотографии и поняли, насколько хорош наш край. Преодолев некошеное поле, вхожу через берёзовую аллею в деревню. И сразу сердце обожгло. Развалившийся колодец, полуразрушенные дома, покосившиеся заборы, бурьян… К счастью, не везде. Перед фасадом одного из домов трава аккуратно скошена. А на завалинке сидят дед да баба. Как в русской сказке. Это все оставшиеся постоянные жители деревни.Юрий Писарев 74-х лет да Надежда Баранова, разменявшая 86-й годок.
Юрия Писарева знает вся округа. Знатный охотник, особенно на белку. Да и гармонист отличный. Значит, первый парень на деревне. А Надежда Павловна как пошла молоденькой девчонкой в 1944 году работать на ткацкую фабрику в соседнюю деревню Русилово, так и проработала там сорок лет. Начинала свою трудовую деятельность с того, что вместе с такими же худыми, как весенние грачи, девчонками возила на быках из леса хворост и дрова в фабричную котельную. Потом, немного повзрослев, уже после войны трудилась на фабрике подсобницей, возила вручную в тяжёлых тележках уток и пряжу. Вот уж 13 лет, как схоронила она мужа. Единственный сынок живёт в Михалёве, мать навещает, не забывает, продукты привозит. А как иначе! Ведь до автолавки, которая три раза в неделю приезжает, надо ещё дойти. Деревня-то после того, как провалился мост через речку Тюнех, стала отрезанной от остального мира. Ни тебе «скорая», ни пожарная не проедут. Ни через лес из Гумнищ, ни с другой стороны — от Горянова. Беда, да и только. Пока силёнки есть, бабушка Надя траву косит, в огороде кое-что сажает да содержит собаку и кошку. Вот и вся живность. Грустно бабе Наде: травы вокруг — хоть сто коров держи, а ведь раньше в лесу каждую проплешину выкашивали. Когда-то деревня была народом полна, ферма здесь была, курятник, посиделки вечерние, в клуб ходили… Влюблялись, женились, ватаги ребятишек по деревенской улице бегали… Ничего этого нет и в помине. Речушка Тюнех и та обмелела. Одни затоны, заводи, камыш да тина. Хоть и грустно бабушке, но не унывает она, на жизнь не сетует. Только просит, чтобы в новом колодце барабан чуть пониже опустили — не дотянешься. Да чтобы фельдшер хоть раз в месяц навещала. Тут на днях упала Надежда Павловна в доме, так и пролежала несколько часов, аж бок настудила. Слышала, что мобильник «играет», только подняться не могла. А это сын звонил, беспокоился, что мама не отвечает, вот и приехал. Но в тот раз всё обошлось…
Смахнув непрошеную слезу с морщинистого лица, с надеждой шепчет бабушка: «Милок, а будет ли прок? Неперспективная деревня-то наша. А ведь я всю жизнь здесь прожила. Начальство-то хоть приедет чем помочь? И ещё бы как-нибудь до церкви в Якиманну добраться. Исповедаться…»
Высыпал я на прощанье из кармана в её мозолистую ладонь горсть леденцов, хоть как-то пытаясь утешить бабушку Надю, и зашагал прочь. Только краем глаза и успел заметить, как окрестила меня старая женщина крестным знамением. Из-за этого или нет, точно не скажу, но обратный путь прошёл я в два раза быстрее, думая о чём-то о своём… И упадок русской деревни уже не казался катастрофой вселенского масштаба, даже уверенность появилась, что прислушаются сильные мира сего, помогут, не дадут умереть родной земле…
