«Мы подвигов не совершали. Просто делали своё дело»
Настоящие герои никогда не преувеличивают свои заслуги. Но ведь из незаметной повседневной солдатской работы на войне и ковалась великая наша победа.
… На парадном костюме, который Валентина Михайловна Творогова надевает на День Победы, множество медалей, но она особенно дорожит самой старой из них — «За победу над Германией», которую вручили ей в Кракове в начале мая того незабываемого сорок пятого года.
«Ползком, вперёд. Марш!»
— Принесли нам солдатское бельё, ватники, всё такое некрасивое, неуклюжее! Хоть и жили мы все перед войной небогато, а всё-таки девушки. И принарядиться старались, и красивее выглядеть, а тут в штанах солдатских, да ещё в кальсонах, да ватник этот — не девушка, а чучело какое-то!
Утром после подъёма все мы встали в строй в своей домашней одёжке, у кого что было. Форму не надел никто, — с улыбкой вспоминает первые дни своей военной службы Валентина Михайловна Творогова. — Посмотрел старшина на нас, нахмурился, но ничего не сказал. Прошёл вдоль строя, а потом вдруг скомандовал «Ложись!». Куда ложиться, если под ногами снега по щиколотку, а мы в юбках да в чулочках? А он снова, уже строже: «Ложись!»
Легли мы прямо на снег. Холодно. А старшина опять командует «Ползком, вперёд. Марш!». Поползли, а снег набивается везде! В общем, когда мы ползать закончили, на нас сухой нитки не оставалось. Трясёмся все от холода, а он словно и не замечает этого. Ходит вдоль строя, устав рассказывает. Когда, наконец, в казарму вернулись, никого не пришлось уговаривать солдатское бельё надевать. Мигом все переоделись. Так вот нас и воспитывали.
Хотите Родину защищать?
Мы беседуем за столом на маленькой кухне. Сюда, в эту квартиру, она переехала всего два года назад, когда в рамках выполнения президентской программы «Жильё ветеранам» получила деньги на покупку квартиры, а до этого всю жизнь прожила она в своём доме на Петропавловской улице.
— Ноги вот подводить начали, — сетует Валентина Михайловна. — С трудом хожу. Но всё равно дела по дому сама делаю. И готовлю, и убираюсь, и бельё стираю. Не привыкла я без дела сидеть, тоска заедает. Дома-то у меня и огородик был, и сад, а здесь — две кошки, вот и всё моё хозяйство.
Родилась-то я не здесь, а в Тверской области, — продолжает она свой неторопливый рассказ о жизни. — Тогда она Калининской называлась. А в Шую-то переехали только тогда, когда пришла мне пора в школу идти. Мама моя, по рождению шуянка, вышла замуж и уехала жить к мужу в Калининскую область, но видно что-то у них не заладилось. Через несколько лет она вернулась со мной в Шую. Училась я в одиннадцатой школе. Окончила семь классов и твёрдо решила идти работать на завод имени Фрунзе. Уж очень мне нравилось, когда у девочек руки машинным маслом вымазаны. Но на завод меня не взяли. «Мала ещё! — сказали. — Подрасти маленько, через пару лет приходи». Но я ждать не стала и пошла на соседнее предприятие — на швейную фабрику, что на Нагорной улице. Там такого строгого подхода не было, и меня сразу же взяли швеёй. Девчонка я была шустрая, любознательная, начальству это понравилось. Не прошло и года, как перевели меня в нормировщики. А вскоре началась война. Шили мы тогда спецодежду, рукавицы. Собрали нас как-то, комсомольцев, тех, кто хорошо работал, спрашивают: «Хотите Родину защищать?». Кто-то колебался, а я снова вперёд вылезла. «Я хочу!» — говорю. Поставили меня на учёт в военкомате, а в конце сорок второго, когда на фабрику пришла разнарядка на призывников, вручили повестку. Попрощалась с мамой, с кошкой, поплакала и пошла в военкомат.
Приказ надо выполнять
— Повезли нас сначала в Иваново, а оттуда, когда группа собралась, поездом под Москву, в Мытищи, — продолжает свой рассказ Валентина Михайловна. — Окончила курсы телефонистов-связистов и попала служить во взвод управления 1782-го зенитно-артиллерийского полка. Вот там, на курсах связистов, нам и выдали солдатское бельё, которое мы поначалу ни за что не хотели надевать.
Полк наш охранял небо Москвы, хотя шёл уже сорок третий год, и основные боевые действия велись далеко от Москвы. Немцы были ещё очень сильны, и самолёты их, случалось, прорывались и на Москву. До самой столицы их обычно не допускали, а Подмосковье бомбили нередко, особенно по ночам. Нас то и дело по тревоге поднимали. А у нас служба своя — обеспечить бесперебойную связь штаба полка с дивизионами и батареями. Трудно поверить, а я два с лишним года и по столбам с когтями монтёрскими лазила, когда надо было воздушную линию тянуть или ремонтировать, и по снегу ползала, отыскивая разрыв на линии. Однажды зимой послали нас с подругой искать повреждение на линии. Снегу — почти по пояс. И только мы отошли от штаба, как она не заметила что-то под снегом и сломала лыжу. Запасных у нас не было, а приказ надо выполнять, так что пришлось мне идти одной. И полем, и лесом… За спиной катушка с кабелем, трубка в кармане. Километров пять прошла, прежде чем нашла обрыв. Соединила кабель, присела отдохнуть на какую-то валежину. Одна посреди зимнего леса, вокруг ни души. И так мне себя жалко стало, что разревелась навзрыд. Сижу, реву и не слышала, как подошёл с позиции одной из наших батарей боец — пожилой дядечка, по годам, наверное, в отцы мне годился. Успокоил он меня, привёл на батарею в землянку. Обогрели меня здесь, накормили, чаем горячим напоили, а потом дали провожатого в обратную дорогу.
Самый главный праздник
— В сорок четвёртом, когда наши войска начали освобождение Польши, подняли нас как-то среди ночи по тревоге, скрытно погрузили в эшелон, орудия и машины накрыли брезентом, маскировочными сетями затянули и повезли. Куда везут — никто не говорил. Осень, холодно уже, а в теплушках, в которых мы ехали, печек не было, одни дощатые нары. Свернёшься клубочком, как кошка, шинелькой укроешься и спишь. И никакой простуды не знали. Молодые были, крепкие. Ехали больше недели, в основном, ночами. Днём-то опасно было, немецкие самолёты охотились за воинскими эшелонами. За дорогу нас раз пять бомбили. Но, слава Богу, всё обошлось. Как-то под утро команда: «Приехали! Разгружайся!». Польша, город Краков. Здесь, на окраине города, до самого конца войны был большой военный аэродром. Наши бомбардировщики и штурмовики летали отсюда прикрывать переправы через Одер, а потом и бомбить Германию. Полку нашему была поставлена задача — обеспечить охрану аэродрома от налётов немецкой авиации. Оборудовали командный пункт, боевые позиции и до самого конца войны уже никуда больше не переезжали. В основном, было спокойно, лишь изредка прорывались единичные самолёты немцев, почти все их сбивали на подступах к городу и аэродрому, но несколько раз были и массированные налёты, в которых участвовали десятки немецких бомбардировщиков и истребителей. Тогда в небе над Краковом разворачивались большие воздушные бои. Наши батареи во время таких больших боёв стреляли мало — в небе сплошная карусель из самолётов, и наших, и немецких, и слишком велика вероятность подбить своего. Наблюдали мы за боями с земли, из укрытий, и всё равно страшно было. И за себя, но больше за наших лётчиков переживали.
Там, в Кракове, и победу встретили. Радость царила такая, что и не выскажешь. Плакали, обнимались и зенитчики, и лётчики, и русские, и поляки. С тех пор День Победы для меня — самый главный праздник.
Из чего ковалась победа
— Вскоре, летом сорок пятого, женщин начали отпускать по домам. Пришёл приказ и на нас, но ещё целых два месяца не могли уехать — железная дорога была забита воинскими эшелонами, и для нас вагонов не хватало. Домой попала только в августе. Отоспалась, отдохнула маленько, с подружками довоенными встретилась, а в начале осени сорок пятого пошла устраиваться на работу в Шуйский торг и отработала там больше сорока лет. Там и суженого своего встретила, но это уже совсем другой рассказ.
Люди её поколения, рассказывая о своей военной молодости, скупы на слова. «Мы подвигов не совершали. Просто делали своё дело». Такие слова часто приходится слышать в разговорах с ними. Но разве это не подвиг, когда 18-летняя девчонка идёт одна зимним лесом с тяжеленной катушкой за спиной? Идёт не на свидание, не на гулянку, а выполняет боевой приказ. Когда спит на голых дос-ках в промороженной теплушке, укрывшись солдатской шинелью? Когда пережидает очередной налёт фашистских стервятников, а потом, едва стихнет вой моторов и грохот разрывов, торопится найти перебитые участки телефонного кабеля, чтобы обеспечить связь КП полка с батареями? Это из такой вот незаметной повседневной солдатской работы на войне ковалась великая наша победа.
