Моряк — это не профессия, а образ жизни
Коронация Елизаветы II, ядерные испытания на Новой Земле, Карибский кризис, раздел Черноморского флота — о морских приключениях мичмана из Пустоши можно писать тома…
Старший мичман Цапин прослужил на Черноморском флоте почти три десятилетия — с памятного всему миру Карибского кризиса до того чёрного периода Российской истории, когда политики украдкой, словно толпа лакеев, умыкнувших с барского стола праздничный пирог, делили гордость и славу России — её Черноморский флот. В общем, жизнь Николая Петровича Цапина вместила в себя столько событий, что хватило бы, наверное, на десяток романов…
Начало военной карьеры
— На Черноморский флот меня перевели в шестидесятых годах, — рассказывает Николай Петрович. — А начал служить я на Балтике подносчиком снарядов в артиллерийском полку под Ижорой. Фронт ушёл на запад, а мы остались в тылу охранять большой аэродром, а по ночам патрулировали береговую полосу. Трудно сказать, как дальше пошла бы моя служба, если бы не случай.
Николай Петрович показал на белую полоску шрама от левого уха почти до виска.
— Мы с напарником той ночью патрулировали берег, как вдруг увидели мы что-то похожее на лодку. Подумали — диверсанты, приготовились встретить их огнём, но, присмотревшись, я разглядел, что это мина. Крикнул напарнику, чтобы убегал и сам бросился прочь. Успел пробежать метров пятьдесят, когда за спиной грохнул страшной силы взрыв. Меня отшвырнуло метров на тридцать, контузило, в обе ноги и в голову ранило, шинель на спине в клочья иссекло. Подобрали меня наши ребята, а напарника моего, чтобы похоронить, собирали по кускам… День Победы встретил я в госпитале. Выписали в середине мая и направили учиться на связиста. Осваивали обычную — телефонную связь и новейшую — секретную, радиорелейную. Устанавливали аппаратуру на судах, выходили в море, проверяли качество связи в сложных условиях. Когда подходила к концу моя служба, вызвали меня в штаб флота и предложили остаться на сверхсрочную.
В компании с Хрущевым — в гости к Елизавете II
В начале лета 53‑го мы получили секретный приказ оборудовать новейшей связью крейсер «Свердлов». На этот крейсер начали подбирать экипаж. Всех кандидатов по десять раз перепроверяли, все должны быть абсолютно здоровыми, приятной наружности и обязательно уметь… танцевать! Однажды вечером к причальной стенке подъехали две «Волги», а в них — Хрущёв и Булганин со свитой. Они поднялись на борт, и ночью корабль вышел в море. Только тогда мы узнали, что «Свердлов» идёт в Англию, в Портсмут, для участия в военно-морском параде в честь коронации королевы Елизаветы II. В открытом море, когда Хрущёв заглянул в радиорубку крейсера, я предложил ему связаться с Москвой. Он очень удивился, долго говорил с членами правительства, а потом поблагодарил нас за отличную связь.
Во время того визита было немало забавных случаев, — улыбнулся Николай Петрович. — Однажды, когда нас отпустили на берег, к нашей группе присоединилась какая-то богатая англичанка. Она через переводчика попросила меня — я был старшим группы, разрешить одному из наших матросов побывать у неё в гостях. Я, естественно, ей отказал. Дама была очень раздосадована. Её последние слова переводчик даже переводить не стал, а вот смысл приглашения перевёл — очень захотелось ей ребёнка от русского матроса.
Другой случай известен. Он совсем не забавный. Протокол королевского двора предусматривал участие в торжественном приёме глав государств, премьер-министров, министров и других официальных лиц, а Хрущёв был первым секретарём ЦК КПСС. По западным меркам — лидер правящей партии, не более того. Под этим предлогом в приёме в честь коронации Елизаветы II ему было отказано. В числе приглашенных с советской стороны оказался лишь Булганин — председатель Совета Министров СССР. Хрущёв был просто в бешенстве. Члены команды крейсера боялись попадаться ему на глаза в те дни. Впрочем, командой Никита Сергеевич был доволен. Мы показали всё, на что способны: крейсер без лоцмана, на высокой скорости вошел в порт, очень эффектно и чисто ошвартовался. На следующий день английские газеты писали, что советские моряки отобрали у англичан славу лучших в мире мореходов.
Первый подводный взрыв в СССР
Позже Цапин и несколько его подчинённых были откомандированы на ядерный полигон на Новой Земле. Здесь, в губе Чёрная, в сентябре 1955 года был произведён первый в СССР подводный ядерный взрыв.
— В акватории губы было собрано множество больших и малых кораблей-мишеней, — вспоминает мой собеседник. — А на берегу, на безопасном, как тогда казалось, расстоянии был оборудован наблюдательный пункт. Там располагались и мы — связисты. Когда торпеда с ядерным зарядом рванула, показалось, что берег зашатался, а вода в губе вздулась огромным пузырём. Сила взрыва была такой, что громадное транспортное судно выкинуло, как щепку, высоко на прибрежные скалы и разломило.
Когда мы вернулись к себе на Балтику, определили нас в санаторий и несколько месяцев усиленно отпаивали красным вином, чтобы вывести из организма ра-дионуклиды. Ведь дозы облучения, которые получали все работавшие на Новой Земле, были запредельные, и практически никого из тех, с кем был там, давно нет в живых. Уже в Севастополе у меня было подтверждено онкологическое заболевание, вызванное облучением. После курса лучевой терапии болезнь отступила, но спустя много лет, уже в Иванове, курс вынужден был повторить. А когда обратился в военкомат, чтобы получить подтверждение о связи заболевания с пребыванием на Новой Земле во время ядерных испытаний, узнал, что нас там, оказывается, и близко не было. Вот как бывает…
В центре Карибского кризиса
В самом конце пятидесятых старший мичман Николай Цапин оказался в городе русской славы Севастополе.
— Числился я теперь в отделе связи штаба флота, и в подчинении у меня были практически все связисты и в порту, и на судах. Работа была знакомая, интересная, а Чёрное море полюбил я буквально с первого взгляда. Всё шло замечательно до тех пор, пока США не начали предпринимать попытки вооружённого вторжения на Кубу. Америка активно помогала кубинским «контрас» деньгами и оружием, а чтобы соцстраны не могли оказывать помощь Кубе, вокруг острова силами американского флота была организована морская блокада. Фидель Кастро обратился за помощью к советскому руководству, и помощь была оказана. Ночью нас подняли по тревоге, переодели в гражданскую одежду, забрали документы и привезли в порт, где стоял под погрузкой огромный сухогруз. Официально он вёз на Кубу сельхозтехнику. А в самых нижних трюмах сухогруза на Кубу ехали советские ракеты, способные с территории Кубы уже через несколько минут поразить любую точку на территории США. Плаванье проходило спокойно, пока не вошли в Карибское море. До Гаваны оставался день хода, когда нас встретил фрегат американских ВМС. Он потребовал лечь в дрейф и приготовить судно к досмотру. Мы связались со штабом нашего флота и запросили инструкцию. Ответ пришёл незамедлительно: «В переговоры не вступать. Следовать своим курсом!»
Мы видели, что на американском фрегате расчехлили орудия, и он готов открыть огонь. Неожиданно и справа, и слева от нас всплыли четыре подводные лодки под советскими флагами. Американцы поспешно удалились, а мы так и шли до самой Гаваны. Оказывается, эти лодки сопровождали нас от Севастополя с первого дня. Разгрузиться удалось скрытно. Американский самолёт-разведчик обнаружил наши пусковые установки лишь тогда, когда они, полностью смонтированные, под боевыми ракетами, были поставлены на дежурство. Продолжалось это противостояние дней двадцать. А потом мы снова грузили установки и ракеты на наш сухогруз и возвратились домой, уже ни от кого не прячась. Батарея эта почти до середины девяностых стояла на боевом дежурстве, контролируя всю акваторию Черного моря.
Ещё раз побывать на Кубе мне довелось в семьдесят шестом. Тогда туда по приглашению Фиделя Кастро летал Брежнев, и мне вместе с другими специалистами было поручено обеспечивать связь. Нас принимал у себя Рауль Кастро. По русскому обычаю выпили водки, а на закуску подали изысканное кубинское блюдо — каких-то лягушек или что-то вроде. Есть их даже под водку не хотелось. Рауль, заметив это, рассмеялся, подозвал официанта и распорядился заменить нам лягушек хорошими отбивными с зеленью…
Черные дни Черноморского флота
Когда пришло время увольняться в запас, остался я в Севастополе в штабе флота гражданским специалистом. Тогда же мне довелось быть свидетелем самых чёрных, самых позорных дней в истории нашего русского Черноморского флота. Тогдашние правители России и Украины сговорились разделить флот, а по сути, уничтожить его как мощное боевое формирование. Военные, те, кто отдал службе на флоте всю жизнь, остались в стороне, а делили корабли какие-то депутаты Думы и Рады. За то дело, которое они сделали, их еще долго будут недобрым словом поминать. В своём родном Севастополе, где каждый клочок земли русской кровью полит, мы в одночасье стали чужими. Соответственным стало и отношение к нам со стороны украинских властей. Жили словно в блокаде. Нас любыми силами пытались выдавить, заставить уйти из Севастополя. В квартирах офицеров, в матросских казармах среди зимы вдруг отключали отопление под предлогом того, что Россия не поставляет газ Украине. Из кранов стала течь вода, которую не только пить, умываться-то ей рискованно было. А питьевую воду привозили раз в сутки за деньги. Промучились мы с женой два года, да и решили на родину вернуться. Вот так, спустя полвека, я вновь поселился в Шуе.
Но не зря говорят, моряк — это не профессия, это образ жизни. Я и сейчас связи с флотом не теряю. И переписываемся, и раз в год обязательно бываю в Севастополе. У меня очень добрые отношения с экипажами ракетных катеров «Ивановец» и Р-71, над которым Шуя шефствует. Подарки ребятам привозим, иногда вместе с ними в море выходим. В прошлом году командир «Ивановца» рассказал мне, как они помогали Южной Осетии, когда Саакашвили там свою авантюру затеял. Наши получили приказ выйти в море, и в районе Поти были атакованы грузинскими ракетными катерами. Атака эта для грузинских моряков закончилась плачевно. Первым же ракетным залпом «Ивановец» потопил один из катеров, остальные уже в порту Поти были настигнуты и тоже уничтожены…
Прощаясь, он пожал мне руку.
— Я и в этом году собираюсь в Севастополе побывать, посмотреть, что изменилось после принятия нового договора. Так хочется, чтобы Черноморский флот снова чувствовал себя там не в гостях, а дома. Ведь мы это право завоевали и заслужили. Да и на Украине нормальные люди прекрасно понимают, что все эти распри выгодны лишь политиканам.
Разве с этим можно не согласиться?
