Как живешь, родной Воронеж?
Корреспондент «МС» выяснял, как Новый год справляли воронежские шуяне
В Воронеж отправился я не на самолёте или поездом, а на машине. Просто Воронеж — это не чернозёмный областной центр России-матушки, а небольшая деревенька Шуйского района. От Шуи доехали быстро. Благо от большака, грунтовки на Ивонино, этот населенный пункт всего-то в сотне метров.
Сворачиваю на деревенский просёлок, тянущийся узенькой ленточкой сквозь заснеженную равнину. Стучусь в один дом, второй, третий… Жители напуганы визитом незнакомца, и их опасения оправданы. Мало ли проходимцев шныряет по округе. А тут второй день нового года, селяне ещё от праздника не отошли.
В одной избе дверь отворилась, и меня пригласили в дом. Объяснил цель визита, мол, про жизнь деревенскую хочу написать. «Да что писать-то? — ответили мне. — Вам, городским, не понять, как мы тут существуем!».
Семидесятилетняя Алевтина Крайкина — коренная жительница Воронежа. Её муж, Вячеслав Васильевич, 75 лет от роду — выходец из соседней деревни Пантелеево. В доме — никаких новогодних атрибутов. Видимо, селянам не до праздника.
— Всю жизнь в колхозе, — рассказывает Алевтина Матвеевна. — Дояркой, бригадиром. Сейчас живём хорошо, хотя похуже, чем в советские времена. Но что толку нам, старикам, на жизнь жаловаться? Вот уж два года, как в деревню газ провели, большое облегчение людям сделали. Недавно восстановили освещение по деревне. Нет-нет, да и дорогу почистят. Теперь бы воду провести, а то на колодец ходить сил уж не стало. В 90-м году построили водопровод, но страна развалилась, сельское хозяйство тоже, и не дожил водопровод до нового тысячелетия. Молодёжь разъехалась, кто в Качалово, кто — в город. Домов в нашем Воронеже — половина пустых.
О себе? Ну что сказать. Жизни путной не видела. Работала с 16 лет без выходных, за трудодни. Отец с войны инвалидом пришёл, в 1957 году умер. Мама — слепая. Всю жизнь за ней ухаживала, как старшие две сестры уехали в город. У самой трое детей, пятеро внуков. Но в последнее время поседела – переживаю за сына. Призвался он в 1984 году в армию и два с половиной года пробыл в Афганистане. Орден Красной Звезды да медаль от афганского правительства заслужил. Демобилизовался — как подменили. Стал замкнут. Сейчас хлопочет о ветеранских, но в военкомате, видно, не понимают, что уравняли его с теми, кто месяца в Чечне не провёл. Муж? А что муж, всю жизнь тоже колхозу отдал, то прицепщиком, то в бригаде. У него стажа-то поболе будет. Босоногим пацаном в войну с кнутом скотину колхозную пас. Отрада в жизни — внук и четыре внучки. Кто институт, кто училище заканчивает. Младшенькой только два года. Да что судьба-то моя? У нас хоть в деревне 15 человек живёт, да автолавка два раза в неделю приезжает. Вон, в Торопиху сходите. Так в той деревне бабушка вообще одна-одинёшенька живёт. Да! Довели Расею-то!
Вроде бы, новогодние праздники. А разговор-то получился далеко не радостный. Ох, и горька, видать, доля деревенская. С тяжким осадком на душе ехал я до Шуи. Сколько таких полузабытых деревень по России от Балтики до Тихого океана. Самое обидное, всё больше их с каждым годом. А судеб людских, от которых мороз по коже — миллионы.
