Обратный адрес «Москва – 400»
Воин-интернационалист Михаил Грибков: «Мы были разнорабочими, выполнявшими грязную и тяжелую работу, которая называется война. А ордена и звёзды на погоны за это получали другие»
С тех пор, как Михаил окончил Смоленское военное училище и уехал в часть, обратным адресом его стал лишь номер полевой почты. «Жив, здоров. Служба идёт нормально. Через полгодика, может быть, приеду в отпуск…». И всё. И ни полслова о том, где служит, куда забросила его судьба солдатская. Да, по правде говоря, неизвестность такая не сильно и тревожила родителей молодого офицера. Нельзя, значит нельзя, дело военное, что тут удивляться. Афганская война, слава Богу, закончилась, никто больше не посылает мальчишек под пули. А в мирное время служба армейская – она парню только на пользу, она из мальчишки мужчину делает.
Наверное, так рассуждали родные, получая редкие письма от сына. И вдруг на одном из них вместо номера полевой почты появился новый обратный адрес: «Москва – 400». «Видно, перевели куда-то Михаила нашего. Может, с повышением?» – гадали дома.
Действительно, перевели. Но никому и в голову не пришло, что искать теперь адресата надо за десятки тысяч километров от Родины – на другом краю земли, в крошечном, затерявшемся среди африканских болот ангольском городке с трудно произносимым названием Квито Кванавале. С какой нескрываемой завистью смотрели на Михаила друзья-однополчане, с которыми два года прослужил он в зенитно-ракетном полку на советско-китайской границе! Да и сам Михаил был на седьмом небе от радости. Военный советник – сладкой музыкой звучали слова эти для молодого офицера! Гарантированная карьера, возможность мир повидать! Это же сказка какая-то!
…И вот она – сказка. Огромный красивый город, прохладный океанский бриз, шелест прибоя, белый песок пляжей, обнаженные тела плещущихся в лазурной воде женщин. Пожар заката над океаном, чёрные непроглядные ночи, широкие улицы, залитые переливающимися огнями реклам, томная музыка, льющаяся на улицы из баров и ресторанов. Но сказка эта закончилась, не успев начаться. Подъём среди ночи, новый перелёт – на этот раз в глубь материка, в распоряжение командования южного округа, а оттуда – без задержки дальше, через саванну на юг, в крохотный тихий городок Квито Кванавале. Здесь заканчивалась территория, которую контролировало правительство республики, и начиналась территория войны, подконтрольная мятежной «Унита».
Гудит двигатель БТРа, заглушая слова оператора, и на экране телевизора появляется то выгоревшее, блекло-синее небо, то клубы пыли, поднятые колонной, то серые заросли корявой, колючей акации, вплотную подступившие к дороге. Очередной поворот, и идущий головным БТР, «клюнув» носом, резко останавливается. По обе стороны разбитой песчаной колеи, до самого горизонта, обгоревшие остовы машин, изрешеченные пулями кабины, развороченные, разорванные взрывами гранат и ракет почерневшие цистерны, завалившийся набок БТР с сорванной башней. Смолк шум моторов, голоса солдат, слышно лишь, как тяжело дышит оператор, да по тому, как пляшет на экране изображение, видно, что у него дрожат руки…
– Это любительская съёмка, – поясняет Михаил. – Снимать там категорически запрещалось, но мы камеру всё равно провезли. На этом месте в засаду, устроенную на дороге «унитовцами», попала большая колонна, которая везла из Минонги к нам, в Квито Кванавале, продукты, горючее, почту и боеприпасы. Ту колонну «унитовцы» уничтожили полностью. Он замолчал, а на экране телевизора посреди этого обгоревшего рваного железа появился вдруг небольшой песчаный холмик с наспех сколоченной из досок пирамидкой, на которой блестели две вырезанные из консервной банки звёздочки. Двух оставшихся здесь навечно наших военных советников не дождались и уже никогда не дождутся дома… Это было снято спустя полгода после того, как Михаила и ещё двух его друзей привезли служить в ракетную бригаду, охранявшую от налетов небольшой военный аэродром, позиции батальона кубинцев и сам городок. Днем обучали работе на технике ангольских офицеров и солдат, несли боевое дежурство, а в свободное время ходили в гости к гостеприимным кубинским интернационалистам.
– К климату африканскому мы привыкать начали, хотя многих поначалу мучила лихорадка – кругом огромные болота и влажность воздуха такая, что одежда постоянно мокрая, – продолжает Михаил. – Но служить можно было. Все это разом закончилось, когда Генштаб разработал план освобождения всей территории республики от частей «Унита». Была предпринята попытка наступления правительственных войск на эти территории, очень быстро захлебнувшаяся. «Унита» тоже не раз и не два предпринимала попытки расширения своей территории. В результате закончилась наша мирная жизнь, и два последующих года не прекращались жестокие бои, причем без каких-либо явных успехов сторон. Ангольская армия оказалась совершенно не готовой к войне – бойцы и даже офицеры, получившие военное образование в Союзе, при первых же выстрелах разбегались, бросая технику и оружие. А на стороне «Унита» воевали отлично подготовленные профессионалы-наёмники чуть не со всего мира, а помогали им регулярные части южно-африканской армии. С нашей же стороны единственными боеспособными частями были батальоны кубинских интернационалистов и те бригады, которыми фактически командовали наши инструкторы. Именно на эти части и легла вся тяжесть боёв. Квито Кванавале был единственным опорным пунктом правительственных войск на направлении главного удара частей «Унита» и южно-африканской армии.
Уютные тенистые улочки, красивые, словно игрушечные, дома в центре городка, тростниковые хижины на окраинах. Таким был основанный португальцами в начале девятнадцатого века Квито Кванавале. В первые дни наступления частей «Унита» он лежал в руинах – не уцелело ни одного дома. Позиции пехотной бригады, оборонявшей городок, атаковал батальон наёмников «Буффало». Поначалу все складывалось очень удачно. Ангольские танкисты сумели подбить две бронемашины «унитовцев» и тягач, который пытался вытащить их с поля боя. Все ликовали. Но, уже через несколько минут, когда наёмники бросили в атаку против ангольской бригады, в составе которой было тридцать исправных танков, тринадцать своих бронемашин, вся бригада в панике разбежалась, бросив танки, бронемашины, оружие, оставив без прикрытия новейший зенитно-ракетный комплекс. Российские солдаты с трудом выловили нескольких спрятавшихся в кустах за хижинами танкистов-ангольцев и буквально под дулами пистолетов заставили их расстрелять из орудий наши пусковые установки, так как спасти их от захвата «унитовцами» было уже невозможно. После этого несколько суток вооруженные лишь брошенными ангольскими солдатами автоматами они выбирались болотами в расположение соседней бригады.
А тем временем всё ангольское военное командование срочно покинуло Квито Кванавале. Казалось, город обречён. Положение спас батальон кубинцев. Это были настоящие герои. Позиции батальона, в распоряжении которого было всего семь танков, да и то неисправных, атаковали сорок «Центурионов» – тяжелых танков, бывших на вооружении армии ЮАР. По позициям кубинцев постоянно била и «ЮАРовская» артиллерия. В том бою кубинцы потеряли больше половины личного состава, но город не сдали. А «унитовцы», оставив на поле боя подбитыми тринадцать своих танков и несколько сотен человек пехоты, вынуждены были отойти. Награждать героев, сражавшихся под Квито Кванавале, приезжал лично Рауль Кастро. В числе трёхсот человек, награждённых кубинской медалью «За героическую оборону Квито Кванавале», и наш земляк, офицер-ракетчик Михаил Грибков.
Беседуя с Михаилом, я допустил невольную бестактность, поинтересовавшись, какими советскими боевыми наградами отмечена его служба в Анголе.
– Никакими, – коротко отрезал мой собеседник. – Мы были разнорабочими, выполнявшими грязную и тяжелую работу, которая называется война. А ордена и звёзды на погоны за это получали другие – те, кто служил при штабе в Луанде, кто «воевал» в ресторанах да на приёмах. Они рядом, на виду. А до нас – больше тысячи километров саванной. Нам туда, в зону боёв, не то, что ордена – горючее и блоки для ремонта поврежденных пусковых установок по полгода завезти не могли. Да к тому же план наступления, разработанный Генштабом с участием наших советников, с треском провалился, правительственная армия разбежалась, до наград ли тут? Да ладно, – отмахнулся он. – Это тогда, когда домой возвращались вместе с этими штабными «героями», орденами увешанными, обидно было, а сейчас перегорело.
За участие в боевых действиях на территории республики Ангола Михаил все же был представлен к медали «За боевые заслуги», однако по сей день лежит представление это где-то под чиновничьим сукном. Планирует победу гений, добывает кровью и доблестью герой, а пользуется плодами её подлец и интриган. Увы, эта старая, как мир, истина, и по сей день не утратила своей актуальности. А что до наград, так цена кубинской боевой медали, врученной Михаилу Раулем Кастро в разбитом, сожженном, но не сдавшемся врагу городке на берегу никому не известной африканской реки Квито, гораздо выше любого ордена, полученного за умение быть в нужное время в нужном месте. Медаль эта одного достоинства с Георгиевскими крестами наших дедов и прадедов за Шипку, Баязет и Порт-Артур, с медалями Великой Отечественной за оборону Сталинграда и взятие Берлина.
Сегодня уже сын Михаила отслужил в армии, а сам бывший воин-интернационалист не без гордости поведал при встрече, что недавно стал дедушкой, но те два года, что служил в Анголе, он и сегодня вспоминает с волнением, с доброй улыбкой. Перебирает старые любительские фотографии, рассказывает о друзьях, с которыми и сейчас, много лет спустя, переписывается, а при возможности и встречается, хотя разбросала жизнь бывших сослуживцев по всей нашей огромной стране.
