На поле русской славы Бородино против нового врага
5 декабря 1941 года – День начала контрнаступления советских войск под Москвой.
Нет, наверное, на шуйской земле семей, в которых не было бы своих героев, защитников Родины. Есть такой и в нашей семье. Григорий Ефимович Пелевин, коренной шуянин, до начала войны служил в одной из советских частей. Как кадровый военный, в первые дни войны он оказался на фронте, а его семья была эвакуирована на родину – в Шую. Расставаясь, они не знали, какими кровавыми и тяжёлыми будут бои с врагом. И, конечно, не предполагали, что победа придет нескоро...
Я не застал дедушку Гришу в живых, но сведения о нём дошли до меня в виде семейных преданий, богатой коллекции боевых наград, а также книги о нём, которая сопровождала меня с детства. Её написал генерал-лейтенант Лыков, боевой товарищ моего прадеда, уже после войны и вручил её Григорию Ефимовичу в 1979 году с благодарностью за фронтовое братство. Благодаря комиссару Лыкову, одна из страниц военной биографии Григория Пелевина, командира танкового батальона, стала известна в подробностях.
Военная судьба свела капитана Пелевина и комиссара Лыкова на Западном фронте осенью-зимой 1941 года, когда шли самые тяжёлые, кровопролитные бои под Москвой. Их батальон воевал в составе 18-й танковой бригады, занявшей оборону возле тех населённых пунктов, где когда-то сражался левый фланг армии Багратиона. И вот теперь на поле русской славы Бородино нового врага готовились встретить советские танкисты. Перед сражением комбат Пелевин предложил комиссару Лыкову: «Надо бы митинг провести. Ведь на таком месте бой примем!»
В холодный, пасмурный день танкисты с хмурыми лицами собрались на митинг. Радоваться было нечему – враг напирает, до Москвы – всего сотня километров, и отступать, действительно, некуда. Именно здесь когда-то триумфально прошедший по всей Европе Наполеон встретил достойный отпор и вынужден был признать: «На поле Бородино русские стяжали право быть непобедимыми». И теперь эти славные рубежи должно было отстоять новое поколение русских воинов. Солдаты и офицеры понимали, что Гитлер, тщеславно копируя Наполеона, стремился нанести удар не только по Москве, но и по всей русской истории. В этот раз одним сражением дело не ограничилось, и в последующих позиционных боях русские так измотали противника, что ни о каком блицкриге речь уже не шла.
Боевые действия гитлеровцы обычно начали с интенсивной бомбежки. Бомб не жалели – сыпали густо. А потом в бой шли танки и пехота. Наши немногочисленные в тот период тридцатьчетвёрки и БТ вели огонь из засад, и это было единственным преимуществом. В одном из боёв снаряд угодил в танк комбата, и батальон потерял связь с командным пунктом полка. Оказалось, что прорвавшаяся группа пехоты противника прорвалась прямо к штабу, и офицерам пришлось держать круговую оборону. Когда связь с КП была восстановлена, начальник штаба повторил комбату Пелевину уже ставший привычным приказ – держаться.
А противник шёл и шёл в очередные атаки. Отражая натиск, танковый батальон в одной из схваток подбил пять вражеских машин, уничтожил до двух рот пехоты и несколько орудий ПТО. Однако как ни старались бойцы батальона держаться, фашисты, постоянно бросая в бой свежие силы, обходили нас с флангов и не оставляли попыток прорваться к Москве и по Можайскому, и по Минскому шоссе, и по Бородинскому полю. Ситуация складывалась катастрофическая.
Перед одним из тяжёлых боёв в батальон приехал комиссар бригады А. К. Кропоткин. Увидев, как тяжело переживают танкисты батальона потерю двух танков и гибель боевых товарищей, подойдя к бойцам, он сказал: «Да, трудно вам пришлось. Но держались вы геройски. Несколько часов выиграли. А это сейчас, как никогда, важно. Так что передайте всем бойцам батальона большое спасибо за стойкость. А повреждённый танк надо эвакуировать и восстанавливать. Нам сейчас каждая машина дорога... И вот ещё что... Ваш батальон может рассчитывать на пополнение».
Перед отъездом комиссар бригады передал для прочтения бойцам листки газеты «Правда», где была опубликована статья Алексея Толстого «Москве угрожает враг». Текст зачитал красноармеец, который до войны учился в театральном вузе.
– Я всматривался в лица бойцов, – пишет комиссар Лыков в своей книге. – Они менялись буквально на глазах. Посуровели, побледнели. На скулах закаменели тугие желваки. И далеко окрест разносились, словно призывный звон колокола, слова: «Нет, лучше смерть! Нет, лучше смерть в бою! Нет, только победа и жизнь!»
И вскоре бой, в который так рвались бойцы, разгорелся. Беспощадный, ночной. И хотя численность наших, в сравнении с гитлеровцами, было значительно меньшей, фашисты дрогнули и обратились в бегство. А потом были тяжёлые, длительные бои за другие наши сёла и деревни, за город Можайск. Неся тяжёлые потери, мы медленно отступали, упорно цепляясь за каждый населённый пункт, за каждый клочок родной земли. И вырывать их из наших рук врагу удавалось лишь ценой громадных потерь в живой силе и технике.
Как же ликовали бойцы, когда в танковую бригаду, потерявшую в тяжёлых боях почти все свои танки и значительную часть личного состава, наконец прибыло пополнение. Особенно много среди новичков оказалось сибиряков. «Ну, сибиряки – народ крепкий! – радовался комбат Пелевин. – Я ещё до войны с ними служил, знаю...». Но пополнился батальон не только людьми, но и техникой. И снова – на линию огня.
Приближалась 24-я годовщина Октябрьской революции. Бойцы гадали: что будет в Москве? Организуют ли традиционный парад? Выступит ли Сталин? На всякий случай комбат дал приказ разыскать радиоприёмник. Все, кто мог, собрались. В штабе было не протолкнуться. «Ну, что, Афанасий Павлович, включай, – сказал комбат начальнику связи. – Перед праздником должны же сказать что-нибудь важное...» Начальник щёлкнул пуговкой выключателя, послышался слабый шорох эфира и знакомый голос московского диктора: «Говорит Москва! Передаём прямую трансляцию торжественного заседания, посвящённого 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции...»
«Вот это да!» – вырвалось у начальника штаба батальона старшего лейтенанта Советкина. На него со всех сторон зашикали, и он умолк. Люди затаили дыхание и напряжённо ловили каждое слово. Все забыли про самокрутки, уже погасшие в руках, забыли про открытую дверь, откуда тянуло морозным сквозняком и леденило разгорячённые спины. Даже когда на улице разорвалось несколько тяжёлых фашистских снарядов, никто не обратил на это внимания, не пошевелился. Бойцы слушали живой голос Москвы, и в душе их поднималась горячая волна радости. Слова председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина вселяли в бойцов веру в нашу неизбежную победу. «Выходит, утёрли мы Гитлеру нос! – радовался комбат. – Рассчитывал-то он по Красной площади парадом пройти, а прошли-то мы! На весь мир ему теперь оплеуха будет!»
Действительно, оплеуха – выпал снег, а фашисты так и не взяли, как планировали, Москву. Колесо истории обратилось вспять. Теперь в наступление пошли русские. 6 декабря войска Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление. Мы упорно продвигались вперёд, ломая яростное сопротивление гитлеровцев. Как свидетельствует комиссар Лыков, бойцам приходилось по несколько раз ходить в атаку на одну и ту же деревню, и в каждой из них они оставляли своих однополчан.
Так, в бою за деревню Хрущево погиб командир одной из рот – старший лейтенант Долгов, ещё совсем молодой, красивый парень, храбрый танкист. В батальоне Григория Пелевина он пробыл всего месяц, из всех боёв выходил победителем. Долгов называл себя везучим. На его танке не было ни единой вмятины. И вот в бою за Хрущево его лёгкий Т-60 вырвался вперёд, увлекая за собой другие машины подразделения, и сумел проскочить на вражеские позиции. Там он прошёлся по заполненной фашистами траншее, вмял в землю два миномёта с расчётами и ринулся на противотанковую батарею. И тут по нему разом ударили два орудия. Один снаряд пробил башню. Никто из экипажа не был даже ранен. А вот старшего лейтенанта Долгова убило наповал. Из боя его танк вышел своим ходом. И когда водитель и стрелок извлекли из него тело ротного и положили в снег, то горько, как мальчишки, заплакали, считая себя виновными в гибели командира.
А фашисты, выбитые из Хрущева, начали вести огонь из соседнего села Ольховское. Командир бригады приказал выбить врага из села, иначе потом он натворит много бед.
– Мы с комбатом находились в одном танке, – рассказывает Лыков. – Комбат держал постоянную связь с КП полка и руководил действиями рот. А я вёл огонь из пушки по противотанковой батарее фашистов на окраине села. Создалась ситуация, когда танки ещё продолжали двигаться вперёд, а пехота отстала, залегла в снег под сильным огнём. Без неё, естественно, продолжать движение было опасно и трудно.
Посовещавшись, танкисты рискнули идти впердё, но сразу же понесли потери: один танк подбит, второй получил пробоину, в третьем танке снарядом заклинило башню. Но всё ближе окраина Ольховского. Уже видны серые фигурки гитлеровцев возле орудий. Ещё немного! Ещё! И вот комбат уже слышит в наушниках голос старшего лейтенанта Парамонова: «Достиг окопов! Давлю...». Пелевин оглядывается назад и видит, что пехота всё же поднялась и спешит сократить расстояние до танков. «Пошёл Усольцев! – одобрительно отзывается комбат. – И соседи тоже. Ну, теперь дадим фашистам жару-пару!»
Он тут же командует командиру первой роты сосредоточить огонь на вражеских пулеметах, а командиру второй роты приказывает усилить огонь по роще, где может находиться миномётная батарея противника. И вот уже Ольховское – наше! Фашисты сопротивлялись ожесточённо, довели даже до рукопашной, но всё-таки не выдержали, оставили село.
А во второй половине дня разгорелся ещё один жаркий бой – за высоту 225,5, она мешала всей бригаде развить наступление. Атаку начали в сильную метель, ухудшилась видимость, быстро появились сугробы. И всё-таки танки с десантом на броне атаковали высоту. При подходе были встречены плотным заградительным огнём. Одновременно из леса ударили пушки и пулемёты. Десант был доставлен близко к высоте, спешился, но тут же был отсечён от танков пулемётным огнём и залёг в снег. Как и в предыдущий раз, комбат не стал останавливать танки, а пошёл напролом. Удача сопутствовала и на этот раз. Часть танков на полном ходу ворвалась на высоту, часть – в лесок, откуда били фашистские пушки. А тут подоспел и наш десант. Высота пала.
Чтобы хоть немного отдышаться от пороховой гари, комбат с комиссаром выбрались из танка и вдруг увидели лежащего на трансмиссии танка бойца. «Ты как здесь оказался?» – спросил комиссар. Тот спрыгнул на землю и доложил, что не успел со всеми спешиться, а потом просто побоялся прыгать. «Как фамилия?» – спросил комбат, удивлённо рассматривая бойца. «Красноармеец Зальнуйдинов, товарищ капитан. – И, видимо, боясь, что его неправильно поймут, поторопился объяснить свои действия: – Но я стрелял по ним! Я всё время стрелял! Я тоже бил фашистов! У меня вот диски пустые! Посмотрите, проверьте»...
Проверять командиры не стали. Тогда боец сам показал им, что они у него и в самом деле пустые. «Милый ты мой! – подошёл к нему капитан Пелевин. – Как же ты уцелел?» Красноармеец лишь молча пожал плечами и виновато опустил голову. Он и сам не знал, как ему удалось остаться живым, когда вокруг танка роем носились пули и осколки, когда буквально в двух шагах от него кишели гитлеровцы...
...От высоты танкисты двинулись дальше, к полностью сожжённой фашистами деревне Ершово. Горючее и боеприпасы были на исходе, а люди смертельно устали, им требовался хотя бы короткий отдых. Кто-то улёгся на тёплых жалюзях танков, кто-то на охапках уцелевшего сена, а командир, комиссар и начальник штаба – в просторном подполье сгоревшего дома. В подполье заглянул помощник по хозчасти Корнев. «Я вам тут посылочку принес, – сказал он. – Все уже получили. Одна ваша осталась». – И, подав небольшой свёрток, исчез. «Посмотрим, чем угощают труженики Алтайского края командиров и политработников прославленного танкового батальона!» – шутя воскликнул Пелевин и вскрыл свёрток. В пакете оказалась бутылка вина, шоколад, две банки сгущёнки, вяленая баранина. Наверху в этот момент раздался рёв самолётов и тут же послышался близкий свист бомбы. Он нарастал, становился пронзительнее и резче.
«Держись, братцы!» – крикнул комбат и все инстинктивно прижались к дрожащим стенкам подполья. Потом никто не мог объяснить, что произошло, настолько невероятным и странным всё было. А случилось вот что: бомба угодила как раз в «командирское» подполье. Протерев глаза от пыли, счастливчики увидели её стабилизатор. Не разорвалась! «Ну, братцы, кто-то из нас, видимо, в рубашке родился», – попытался сострить комбат. Но было не до шуток. Надо было спешно покидать опасное место, чуть не ставшее братской могилой.
Вскоре в батальон подвезли снаряды и горючее. Танкисты снова ринулись в бой, в очередной раз за один день освободив пять населённых пунктов! За умелые боевые действия батальону пообещали дать новые танки. За ними в Москву были откомандированы комбат Пелевин и комиссар Лыков.
Провожая подчинённых, начальник штаба бригады капитан Смирнов грустно вздохнул: «Завидую я вам, братцы. Москву посмотрите. Новый год там встретите. В баньку сходите. Может, даже в Большой театр попадёте».
А танкисты батальона напутствовали своих командиров так: «Кланяйтесь белокаменной. Скажите родной, что теперь ей бояться нечего. Фашистов мы отбили и будем их теперь гнать до самого Берлина!»
От 9 Декабря 2020 года Андрей ПЕЛЕВИН, фото из книги И.С. Лыкова «В грозный час».
