Возвращение к сохе
Депопуляция, то есть вымирание деревенского населения, охватила уже 69 краев и областей Руси-матушки. Ивановская область – не исключение.
Живет в деревне Лекунино Шуйского района крестьянин Александр Васильев, держащий на своем подворье всего-то несколько коров, телок и коз и собирающий не более 3 тонн картофеля и корнеплодов, что, по сегодняшним временам, когда деревни пустеют, не так уж и мало. Конечно же, Александр Геннадьевич не акула бизнеса, и доходы его скромны, но мысли о том, как возродить сельское хозяйство в нашей необъятной стране, как возвратить жизнь в мертвую деревню, посещают и его. И далеко не всегда мысли эти оптимистичные. На мой вопрос, есть ли на селе «живительные перемены» от «нацпроекта» по АПК, «малый фермер» Васильев отвечает с горькой усмешкой:
– Да какие там перемены? Я недавно прочитал в вашей газете данные перед выборами цифры на совещании года села в Китове и ужаснулся – как хорошо, оказывается, дела обстоят у нас с сельским хозяйством! На деле же все далеко не так – все та же разруха, и ее невозможно замазать косметическими примочками вроде «нацпроекта» по АПК. Господдержка села – минимальная, хотя во всем остальном мире – наоборот. Возьмите страны Евросоюза. Там госдотации в стоимости сельхозпродукции – 33%, в США – 28, в Норвегии, стране с самым высоким в мире уровнем жизни, 68. А в России? Всего 6%. Скажите, при такой политике государства можно вступать в ВТО и конкурировать с Евросоюзом? Мы ж тогда русское село вообще похороним!
Действительно, подумал я, все годы реформ аграрную политику власть проводит не в интересах нашего села. Безработное, нищее, безземельное крестьянство – яркий тому пример. Много такой «фермер» может вырастить, произвести, собрать? По сравнению с 1990 годом, производство мяса и молока в стране сократилось вдвое, поголовье крупного рогатого скота – втрое. Теперь его гораздо меньше, чем было в 1916 году, и даже меньше, чем после Гражданской войны. Село испытывает острейшую нужду в технике. Вряд ли ему помогут нанотехнологии и «инновационные проекты, о которых так увлеченно говорят с высоких трибун. Сегодня крестьянину необходимо не менее 2 миллионов тракторов и комбайнов. А это миллиарды долларов. Где их взять? «Нацпроект» по АПК ответа не дает. А грабительский диспаритет цен? На одну тонну дизтоплива нужно отдать почти 6,5 тонны зерна, почти 400 кг мяса или 2,2 тонны молока. Это в 10-12 раз больше, чем в 1990 году. Разве не грабеж? А импорт продовольствия все растет. Разговоры о продовольственной безопасности страны – вовсе не миф. По сравнению с «базовым» 2000 годом, импорт продовольствия увеличился почти втрое и в 2006 г. оценивался в 22,6 млрд. долларов. По некоторым подсчетам, Москва на 75-80% зависит от импортной еды, а Россия в целом, примерно, на 50%.
– Знаю, как от «живительных перемен» страдает социальная сфера, – продолжаю я разговор. – Сельские школы и фельдшерско-акушерские пункты поголовно закрывают. В полуопустевших деревнях – безработица и пьянство, многие вчерашние колхозницы живут мелким промыслом: вяжут, перепродают ширпотреб, продукты…
– Верно. Но и те, которые пашут и сеют, не в лучшем положении. Неблагоустроенный быт, тяжелая работа от зари до зари, копеечная зарплата. Не процветает и сельская интеллигенция: врачи, учителя, библиотекари. Вы не поверите, но растет слой батраков, готовых за гроши выполнять самую тяжелую работу. Ко мне неоднократно обращались шуйские бомжи, готовые работать только за пайку, но у меня семья большая – сами справляемся.
– Почему в верхах говорят, что «нацпроект» по АПК переродил лицо российской деревни?
– В чем же «переродилась» деревня? В том, что в 6 раз сократилось число клубов, домов культуры, больничных коек, сельских школ, а число людей, страдающих алкоголизмом, выросло в 4 раза? А может быть, в том, что моему сыну ежедневно через лес приходится по 12 километров шагать туда и обратно в 1 класс школы? В ближайшее время я просвета не вижу, уповаю лишь на силы свои и членов моей семьи.
