Мне почти сто лет, а я не просто жив…
Пройдя через страшные испытания, он не ожесточился, не очерствел сердцем. Он и сегодня остался удивительно чистым и светлым человеком.
— Отца я, считай, и не видел, — рассказывает мой собеседник. — Он на германскую ушёл, мне и года не было, да так и не вернулся. Только и осталась вот эта фотография, — показывает он на пожелтевший от времени снимок, на котором совсем молодой, по возрасту, наверное, ровесник нынешних правнуков Михаила Ивановича, солдат, и такая же молодая, красивая женщина в старинном платье — его жена. Снимок сделан в день отправки солдата на фронт, а потому супруги выглядят взволнованными и напряженными. И только сидящий между ними малютка в белом кружевном чепчике и длинной рубашке беспечно и счастливо улыбается.
Фотографии – почти сто лет
Сделан снимок в самом начале Первой мировой войны, и этому мальчонке на снимке не исполнилось ещё и года. А через четыре месяца мой собеседник Михаил Иванович Краснов отпразднует сто лет со дня рождения. Судьба щедро наградила его и за то, что, едва родившись, остался он без отца, и за то, что довелось пережить ему все величайшие потрясения прошлого века. Первая мировая война, революция, братоубийственная гражданская бойня, крушение могущественной империи, на руинах которой миллионы голодных, оборванных и обездоленных людей должны были строить новую жизнь.
— Родился я в Авдееве. Мать рано овдовела — в 16‑м году пришло известие, что отец погиб. Жилось трудно, все заботы по хозяйству легли на плечи матери. Впрочем, бедовать ей одной пришлось недолго. Приглянулась мать вдовцу из соседней деревни — тоже с троими детьми. А лет с десяти и я начал помогать всем, чем мог, и, мало-помалу, начала налаживаться жизнь.
Появилась в деревне изба-читальня, в которой он, едва научившись читать и писать, был самым активным посетителем. Читал всё, что под руку попадалось, особенно про путешествия. А в начале тридцатых подался подросший мальчишка учеником слесаря в шуйскую артель «Металлист», позднее преобразованную в металлопрокатный завод. В тридцать восьмом женился, а через год едва не повторил судьбу отца…
Взорвать любой ценой
В тридцать девятом, после того, как Гитлер напал на Польшу, Советский Союз ввёл свои войска на Западную Украину и Западную Белоруссию. Была проведена дополнительная мобилизация. Получил повестку и Михаил Иванович. В первый раз он ушёл на службу, оставив молодую жену на последнем месяце беременности.
— Та служба у меня была короткой, — вспоминает Михаил Иванович. — Привезли нас в Барановичи, где мы меняли железнодорожную колею с европейской на нашу. Это для того, чтобы поезда могли до новой границы ходить. В сороковом вернулся домой и снова пошёл в артель работать. Вскоре окончил курсы и стал мастером смены. А летом сорок первого — война.
Осенью сорок первого призвали и его. Началась его военная служба в Иванове, куда зачислен он был рядовым сапёрной роты формировавшегося там 275‑го стрелкового полка. А когда началось первое наше наступление под Москвой, их полк перебросили на Калининский фронт, под Осташков. Наступление немцев здесь остановилось ещё в начале зимы сорок первого — помешали морозы, бездорожье и бескрайние новгородские болота, в которых вязла и тонула тяжелая немецкая техника. Рубежами обороны здесь почти на два года стали реки Ловать, Кунья, Полисть, Порусья. Почти два года две огромные армии перемалывали друг друга в не прекращающихся ни днём, ни ночью позиционных боях — артиллерийских и миномётных обстрелах, бомбёжках, которые заканчивались и для той, и для другой стороны одинаково: огромными потерями и мизерными результатами. Деревни и городки, в которых не осталось ни одного целого дома, по несколько раз переходили из рук в руки. Так продолжалось до тех пор, пока в конце сорок второго не была предпринята попытка наступления и окружения немецких войск под Демянском и в районе Старой Руссы. 117‑я стрелковая дивизия, в состав которой входил его полк, сначала была переброшена под небольшой городок Холм Новгородской области, почти на границе со Псковской. Немцы закрепились на левом берегу Ловати и не раз предпринимали попытки форсировать реку. Кое-где им это удавалось, но крутые, обрывистые берега и глубокое русло мешали использовать танки, а те несколько мостов через реку, что существовали до войны, были взорваны. Вот за взрыв одного из этих мостов и получил Михаил Иванович свою боевую награду — медаль «За отвагу».
— Приказ был взорвать этот мост любой ценой, — вспоминает Михаил Иванович. — Наши уже отошли, а немцы подойти не успели, вот за эти несколько часов нам и нужно было заминировать мост, а как подойдёт немецкая техника — взорвать. На словах вроде бы всё просто, а на деле…
Сделать всё нужно было незаметно, а передовая немецкая часть была уже на подходе, и автоматчики простреливали каждый метр берега. Было нас четверо. Меня назначили старшим группы — стало быть, я лично отвечал за исполнение приказа. Дождались сумерек, подтащили взрывчатку, закрепили на опорах — мост-то был небольшой, деревянный, а на рассвете взорвали. Сапёрам моим благодарности объявили, а меня к медали «За отвагу» представили…
Политрук саперной роты
Там же, на обильно политой кровью новгородской земле, и закончился боевой путь Михаила Ивановича. Одновременно с наступлением под Старой Руссой было начато наступление и на западе на железнодорожный узел Великие Луки, через который к немцам поступал основной поток грузов. Городок этот в Псковской области немцы превратили в настоящую неприступную крепость. Вот туда и был переброшен 275‑й стрелковый полк, в котором политруком саперной роты воевал наш земляк Михаил Иванович Краснов. В одном из боёв пуля ударила его в голову. Повредила челюсть, задела височную кость, глаз. По словам медиков, с такими ранениями в живых остаётся один из ста. Он оказался именно этим – одним из ста.
На лечение привезли в Иваново — только здесь было отделение челюстной хирургии. Глаз спасти не удалось, и в начале сорок третьего он был комиссован. Вернулся домой и снова пошёл на свой завод. 
По сто грамм за Победу
Рассказывая о жизни этого замечательного человека, нельзя ограничиться только войной или его трудовой биографией. Михаил Иванович – чрезвычайно разносторонний человек. Он и сегодня, в свои почти сто лет, играет на баяне так, что и молодым иным фору даст.
— Музыку люблю с детства, — поглаживая баян, рассказывает он. — Замечательно пели и дед, и бабушка, и мать с отцом. Первую гармошку купили, когда мне только тринадцать лет исполнилось, так я тогда играл и на свадьбах, и на проводах в армию, и просто по вечерам, сидя на завалинке. Гармошка со мной и на фронте была, и после, когда из госпиталя домой отпустили, и в самодеятельности участвовал. Да и просто так, для себя, для друзей играл и играю…
Не это ли даёт ему силы? Ведь Михаил Иванович и сегодня, когда до столетнего юбилея осталось чуть больше четырёх месяцев, сам готовит себе еду и убирается в квартире. Не потому, что больше некому — нет, просто ему нравится чувствовать, что он всё может сам. По вечерам он спускается по лестнице со второго этажа и идёт на улицу, где его ждут друзья и подруги — такие же, как и он, далеко не молодые люди, для которых Михаил Иванович — душа компании. А зимними вечерами Михаил Иванович пишет стихи. Четыре его сборника лежат на столе передо мной. В этих строчках вся его долгая жизнь — и огненный рубеж на Ловати, и цех родного завода, и ромашковые луга по берегам Тезы и родные, любимые люди — те, кто рядом, и те, кого уже нет.
Счастлив ли он?
— Конечно! — даже не задумываясь, отвечает Михаил Иванович. — А как же иначе? Был на такой войне и вернулся живым, вырастил детей, внуков, а теперь вот и правнуки учёбу заканчивают. Один — в Ивановской медицинской академии, а старший — в энергоуниверситете. Мне почти сто лет, а я не просто жив, а ещё многое делаю сам, стихи вот пишу. Жаль только пальцы плохо слушаться стали, почерк такой, что порой сам не разберу, что написал.
Трудно передать самое искреннее восхищение, которое испытываешь, знакомясь и общаясь с людьми поколения Михаила Ивановича. На долю каждого из них выпало столько, что с лихвой хватило бы на тысячу человек. И пройдя через страшные испытания, они не ожесточились, не очерствели сердцем. Они и сегодня остаются удивительно чистыми и светлыми людьми. Такими растили они своих детей и внуков, и так больно, так жаль, что с каждым днём всё меньше их остаётся среди нас.
