С детства с морем обручён
Это о нём, о нашем земляке, морском офицере, капитане второго ранга в запасе Адольфе Семёновиче Калошине.
Школу он окончил в Порт Артуре. В этом городе русской воинской славы, где каждая улица, каждый камень мостовой, вода в бухте с русским названием Ковш, сопки, окружившие город — всё неразрывно связано с героической историей русской армии и флота, с именами выдающихся флотоводцев и военачальников Первой русско-японской войны — адмирала Макарова, генерала Кондратьева, геройски погибших, защищая самый восточный порт Российской империи. Мужество героев Порт Артура приводило в восхищение даже врагов. Не это ли обстоятельство повлияло на то, что родившийся в далёкой от морей и океанов сухопутной Шуе парнишка выбрал для себя профессию военного моряка? Впрочем, это будет гораздо позднее, а пока на календаре июнь сорок первого…
«Как и любой мальчишка, я мечтал о море»
— Учиться я начал в ивановской школе № 30, — с улыбкой вспоминает мой собеседник. — В той самой, в которой учились будущие академики Мстислав Келдыш и Георгий Петров, будущий народный художник Борис Пророков и Заслуженный артист Юрий Коган. А тогда, в июне сорок первого года меня только приняли в пионеры, и я первый раз в жизни поехал в пионерский лагерь, директором которого был мой отец. Он работал заместителем директора ивановского завода «Полёт», а на лето его обычно назначали ответственным за летний отдых детей. Так было и тогда. Воскресенье двадцать второе июня сорок первого года запомнилось особенно. В этот день к нам в лагерь приехал знаменитый в те годы киноактёр Андрей Абрикосов, и нам показывали фильм «Александр Невский», где он снялся в одной из главных ролей. За неё он в сорок первом году был удостоен сталинской премии, но мы-то этого, естественно, не знали, для нас большим праздником было кино и встреча с настоящим киноартистом. А через несколько дней отец уехал в город и больше в лагере не появился — вместе с другими работниками завода он добровольцем ушёл на фронт, и больше до самого апреля сорок пятого года мы его не видели. Изредка приходили письма, и мама читала нам о том, как он воюет, как бьют врага, как надеется скоро победить немцев и вернуться домой, но письма эти были очень редкими. Война запомнилась в основном этими отцовскими письмами, постоянным чувством голода и ещё тем, как в конце сорок четвёртого или в начале сорок пятого прямо на улице недалеко от кинотеатра «АРС» появилась большая карта Европы, и на ней каждый день флажками отмечался путь, пройденный Красной армией. Мы, случалось, даже с уроков убегали, чтобы самыми первыми, раньше всех увидеть, сколько наши прошли за день. Каждый день на карте появлялись новые названия городов — Будапешт, Вена… Красные стрелы и флажки на карте с каждым днём всё плотнее охватывали чёрный кружок, около которого жирными чёрными буквами было написано «Берлин». Все понимали, что до конца войны осталось совсем немного. Ждали и верили, что вот ещё чуть-чуть, ещё одно усилие, и кончится эта проклятая война, вернутся с фронта наши отцы и начнётся совсем другая, мирная, замечательная жизнь. Конечно, ждали и мы. Но случилось другое.
В самом конце апреля отец неожиданно появился всего на несколько часов дома и уехал опять. Куда? Зачем? Мы не знали, а он не имел права говорить. Только потом мы узнали, что сразу после взятия Кенигсберга их часть скрытно погрузили в эшелоны и отправили на Дальний Восток. Вот так с одной войны да сразу на другую. Тогда же, осенью сорок пятого, отец был назначен военным комендантом только что освобождённого от японцев города Дашичао — крупного железнодорожного узла на севере Китая по направлению на Порт Артур. А вскоре после окончания войны отца перевели в Порт Артур, куда в конце сорок пятого он перевёз и нас. Там я впервые увидел море, военных моряков, боевые корабли. Конечно, как любой мальчишка, я мечтал о море. А совсем скоро мечты эти начали осуществляться, только не на Тихом океане, где мы тогда жили, а на другом конце страны — на Балтике.
Начало морской службы
Сначала было Вильнюсское радиотехническое училище связи, потом распределение на Краснознамённый Балтийский флот. Семья Калошиных к тому времени жила в Риге. Семёна Петровича Калошина — отца моего собеседника, в начале шестидесятых годов прошлого века, после того, как по решению Н. Хрущева советская военно-морская база в Порт Артуре прекратила своё существование, перевели дослуживать на Балтику.
Там началась морская служба Адольфа Семёновича. А в шестьдесят втором году молодого офицера-связиста перевели на Северный флот, где он стал командиром БЧ‑5 артиллерийского крейсера «Мурманск» — флагмана одной из эскадр флота, одного из лучших советских боевых кораблей тех лет. Годы службы на «Мурманске» Адольф Семёнович до сих пор вспоминает с волнением и гордостью, а трагическая судьба корабля, как и всего Северного флота — самого мощного и боеспособного из всех флотов страны — до сих пор кровоточащая рана на сердце моряка…
— Крейсер тогда только вернулся в порт после боевого похода в Средиземное море, он принимал участие в разрешении очередного арабо-израильского конфликта, а через две недели снова ушли в море на усиление эскадры Черноморского флота, несущей боевое дежурство в Средиземном море. Все четыре года, что я прослужил на «Мурманске», прошли в постоянных походах. Домой возвращались буквально на неделю-другую, не больше. Ходили в Атлантику, к берегам Африки, в Средиземное, в Адриатическое моря — везде, где появлялись корабли стран НАТО, обязательно присутствовали и наши боевые корабли. Особенно запомнился Дубровник. Места там изумительной красоты — зелёные горы, чистейшее голубое море и очень гостеприимные, добрые и радушные люди. Не зря говорят, что если есть на земле рай, то он в Дубровнике…
Ещё дальше на север — на Новую Землю
Четыре года спустя наш крейсер направили на капитальный ремонт в Севастополь, а меня перевели в бригаду аварийно-спасательных судов флота. Нашей задачей было оказание помощи терпящим бедствие судам. Бригада была оснащена новейшим по тому времени оборудованием и считалась лучшей в составе не только Северного флота, но и всех военно-морских сил страны. К счастью, применять на практике наши возможности почти не приходилось — серьёзных ЧП на флоте в то время не было. Пять лет прослужил в бригаде, а потом ещё один перевод. Ещё дальше на север — на Новую Землю, на государственный ядерный полигон «Маточкин шар». Жили в «столице» Новой Земли — посёлке Белужий. Наши корабли обслуживали полигон, принимали непосредственное участие в испытаниях ядерного оружия. Испытания эти — подземные ядерные взрывы, проводились достаточно часто и в основном успешно, без выхода радиации на поверхность, но случалось и другое. Дважды за время службы на полигоне происходили нештатные ситуации. Может быть заряд оказывался слишком мощным, или скважина недостаточно глубокая была, а, может, по каким-то иным причинам, но два раза нас накрывало коричневым облаком, образующимся после взрыва. Кого-то после этого списывали на берег по состоянию здоровья, остальным говорили: «Ничего особенного, превышение доз радиации незначительное, угрозы для жизни и здоровья не представляет». Это уже потом, годы спустя, многие из моих бывших сослуживцев, кто ещё остался жив, через суды добились для себя каких-то льгот, их приравняли к ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС, а я не захотел на всю эту волокиту время тратить…
Но большинство испытаний, как я говорил, проходили успешно, без ЧП, так, что в посёлке их никто и не замечал, а вернее привыкли к подземным толчкам и уже не обращали на них никакого внимания. Вот, посмотрите, какой снимок, — показывает он фотографию, на которой изображён плывущий по заливу на виду у посёлка на льдине большой белый медведь.
— Они у нас частыми гостями были, — улыбается Адольф Семёнович, — но не хулиганили, на людей не нападали, а молодые медведи даже попрошайничали — выпрашивали сгущёнку…
Черные времена Северного флота и увольнение в запас
Увольнение в запас для капитана второго ранга Адольфа Калошина совпало по времени с самыми чёрными временами в истории Северного флота. О том, что с ним стало в результате горбачёвской перестройки, он до сих пор вспоминает с душевной болью. Да и как иначе можно отнестись к тому, что сорок три боевых корабля — в их числе большие противолодочные корабли «Макаров», «Исаков», «Кронштадт», эсминцы «Гремящий» и «Несокрушимый», крейсера «Зозуля», «Фокин» и «Мурманск», каждый из которых не выходил и половины своего ресурса, и составляли основную ударную силу флота, были проданы за тридцать с небольшим миллионов долларов, фактически по цене сотни «навороченных» японских внедорожников! Постройка одного только эсминца в те годы обошлась бы в двадцать раз дороже! А ведь один только по дешёвке проданный Индии БПК «Адмирал Горшков» в состоянии был решать задачу противолодочной борьбы на всей акватории Баренцева моря.
Трагическую судьбу крейсера «Мурманск» мой собеседник вспоминает с особенной болью. Вернувшись на флот после капитального ремонта, крейсер был разоружен и за две тысячи долларов (!) продан Индии как металлолом. Но по пути во время шторма в Норвежском море был выброшен на скалы, где и остался на 17 лет. Предприимчивые дельцы обращались к норвежскому правительству с просьбой продать им ржавеющий на камнях крейсер для того, чтобы устроить на нём экзотический бордель, но у норвежцев хватило такта и воспитанности ответить отказом на такое предложение: «У нас не принято унижать боевые корабли, не важно, свои или чужие».
Три года назад в День военно-морского флота России над погибшим крейсером сын одного из бывших членов его экипажа поднял военно-морской флаг России, и проходящие мимо корабли приветствовали его, отдавая честь боевому кораблю. Россия о нём не вспомнила. Он остался лишь в памяти тех, кто служил на нём, кто свято следовал наказу первого строителя и создателя флота российского императора Петра Первого своим корабельщикам «… Российского флага честь во всех морях нести грозно и гордо…»
