Здесь и начались наши приключения…
Туризм — понятие воистину всеобъемлющее. Но наш рассказ сегодня о самом неугомонном туристе — экстремальном. Студент с рюкзачком за спиной, путешествующий «автостопом» до соседнего города, паломник, едущий поклониться святыням, альпинист, рыболов, охотник, собравшийся «на тягу» в соседнюю область, и бизнесмен летящий отдохнуть от дел на Мальдивах — каждый из них — турист. И даже тот, кто за неимением времени не уезжает дальше Клещёвки или Небурчиловской дачи, чтобы на природе поджарить шашлычок и посидеть на берегу с удочкой в надежде поймать окунька или плотвичку, а вечером вернуться домой — даже он, без сомнения, тоже турист.
Травит воздух? Бывает!..
На карте Карелии и Мурманской области, пожалуй, не найдёшь реки, по которой не прошёл бы с друзьями на своём катамаране Владимир Садовников. Шуя, Кереть, Поной, Писта, Кемь, Каменная, Красненькая… Названия эти музыкой звучат для каждого, кто хоть раз побывал в тех краях.
— Побывать на Винче мы собирались давно, — рассказывает Владимир, — но всё как-то не получалось. По рассказам знакомых и по описаниям в интернете, река эта — одна из самых живописных на границе Карелии и Мурманской области. В тайге полно ягод и грибов, всякого зверя и птицы, а в реке неплохо ловится хариус, сиг, форель и даже лосось. Словом, есть на что посмотреть. Винча — река небольшая, меньше двадцати километров, и на этих двадцати километрах она проходит двадцать порогов и падает на семьдесят с лишним метров, средний уклон русла больше четырёх с половиной метров на километр! Некоторые пороги, такие как Падун, непроходимы, и их приходится обносить по прибрежным скалам, на других русло завалено гранитными глыбами и топляками, оставшимися после сплава леса по реке в пятидесятых годах прошлого века. По совету тех, кто уже ходил по Винче, решили наш большой испытанный катамаран-четвёрку оставить дома и идти втроём на катамаране-двойке, который на это время позаимствовали у друзей. В Питере к нам присоединилась семейная пара из Ярославля. Поездом доехали до станции Чупа, от которой потом ещё несколько часов тряслись на машине до отправной точки нашего маршрута — Тикшеозера, из которого и вытекает Винча.
— Здесь начались наши приключения, — с улыбкой вспоминает Владимир. — Нужно было переплыть на другой берег озера, это километра два, а может, и больше открытой воды. Набили баллоны катамарана, собрали раму, погрузили рюкзаки и отчалили. На пузырьки воздуха, с первых же минут плавания появившиеся вдоль бортов катамарана, поначалу не обратили внимания. Подумаешь, где-то по швам слегка травит воздух — бывает. Тем более, друзья клятвенно заверяли, что дают нам лучший «кат», самый надёжный, на котором буквально только что вернулись с воды. Не верить им оснований, вроде бы, не было, но…
На деле «надёжный» катамаран оказался дырявым, как решето. К середине озера воздуха в баллонах почти не осталось. Выбирать нам не приходилось, что до одного, что до другого берега было больше километра, так что нам пришлось изрядно попотеть, работая вёслами. Когда добрались, наконец, до прибрежной отмели, катамарана нашего не было видно из-под воды, а сами мы гребли, сидя по пояс в воде. Выбрались на берег, развесили сушить насквозь промокшие вещи и принялись ремонтировать плавсредство. На ремонт ушёл целый день. Не раз за этот день вспомнили мы приятеля «добрым» словом. Впрочем, особенно обижаться не приходилось, во всём этом была и доля нашей вины — за сборами мы не нашли времени проверить катамаран.
На мобильник забили
На следующий день отправились в разведку. Сплав по Винче начинается у моста через реку у самого её истока. Винча здесь стремительно несётся по узкому извилистому каменному жёлобу, заваленному едва прикрытыми водой огромными глыбами. Катамараны преодолевают его без особых проблем, а вот байдарочникам нужно быть очень внимательными… Мы с Семёном Нестеровым идем по воде, а третий член нашего экипажа, Иван Коржаев, работает оператором — снимает сплав с берега. Так, чередуясь, идём до места первого ночлега. Небольшая площадка на берегу среди скал, место для костра, а чуть в стороне прибитый к сосне большим гвоздём мобильник, словно символ того, что связи с большой землёй здесь нет.
На следующий день проходим ещё один каскад порогов и останавливаемся на днёвку перед Падуном. Завтра предстоит тяжёлый день. Здесь поймали первых хариусов и форелек, сварили замечательную уху, отдохнули, а наутро снова тронулись в путь.
Падун назван так не случайно, это настоящий десятиметровый водопад, обходить который пришлось по прибрежным скалам левого берега. Там и без поклажи, налегке, того и гляди ноги переломаешь, а когда на спине у тебя килограммов пятьдесят груза… Семь потов сошло, пока водопад этот обошли…
Владимир рассказывает скупо, коротко, как о чём-то привычном, а я разглядываю путевые фотографии и, кажется, слышу оглушительный рёв кипящей у самых ног воды, вижу, как среди бешеной пляски пенных волн несётся катамаран, то зарываясь в эти волны, то выныривая в туче брызг, чтобы через мгновение снова скрыться в беснующихся волнах…
Потом были ночи у костра, была самая настоящая сауна, когда от жара, идущего от раскалённых камней, накрытых палаткой, кажется, трещат волосы на голове. Но как здорово после этого нестерпимого жара окунуться в ледяную воду озера, а потом снова до изнеможения хлестаться веником, поддавая пару, от которого палатка раздувается, как воздушный шар.
Был переход под парусом через Челозеро, на одном из островов которого им пришлось буквально бегом спасться от рассерженного медведя, которому очень не понравилось вторжение чужаков в его владения, была встреча с коллегами-спасателями. И был путь домой, где каждого из них ждали дела, работа и целый год воспоминаний и ожидания следующего отпуска.
Ожидание того, когда снова взвалишь на спину неподъёмный рюкзак и на целых десять дней уедешь в таёжную глухомань, туда, где нет ни дорог, ни мобильной связи, ничего, кроме бешено мчащейся в порогах воды, белых ночей, рыжего пламени костра, отражающегося в серо-голубой холодной воде озера. Мокнуть под дождём, вздрагивать от близких раскатов грома, кормить полчища комаров и таёжного гнуса, уставать до такой степени, что, кажется, не сможешь больше пошевелиться, и быть при этом счастливейшим из людей.
