Бои местного значения
Летом сорок четвёртого боевые действия 1‑го Прибалтийского фронта назывались боями местного значения. Но танкисту из Шуи они казались самыми важными
Из большого дома Соловьёвых, что смотрит окнами на Тезу с юрчаковского берега, ушли на фронт три сына. Старшему — Петру Филипповичу — в сорок первом было уже за тридцать. Воевал под Москвой, потом под Сталинградом. Вернулся осенью сорок пятого. Виктор был на восемь лет младше Петра, но ему достались первые, самые страшные и горькие дни войны. В них он и сгинул, как многие тысячи безымянных героев, покоящихся в братских могилах от Бреста до Москвы, от берегов Чёрного моря до Балтики. «Где воевал Виктор, не знаю, — рассказывает Валентин Филиппович. — Мы его только проводить успели. Может, месяц прошёл, когда на него «похоронку» получили. «Пал смертью храбрых …» — и больше ничего. Отступали тогда по всем направлениям, линия фронта каждый день менялась, в штабах, наверное, не успевали на всех похоронки отправлять. А у многих частей и штабов‑то не было»…
Бои местного значения
А мне доучиться перед войной не довелось, школу пришлось бросить, пошёл работать на Тезинскую фабрику батанщиком в Нагорный цех. От того пайка, что давали по иждивенческой карточке, того и гляди с голоду помрёшь. Мне шестнадцатый год шёл, а выглядел я совсем мальчонкой. В октябре сорок третьего, когда повестка пришла, было во мне росту метр пятьдесят три и сорок килограммов весу. Такой вот был богатырь! Наверное, поэтому и определили в танкисты — с малым ростом в «тридцатьчетвёрке» сподручнее, да и в люк пролетаешь без задержки.
Сначала привезли во Владимир, в учебный полк, а весной сорок четвёртого получили мы в Сормове новенькие танки, погрузились в эшелон и поехали в Прибалтику. Так оказался я в числе нескольких шуян в 143‑й отдельной танковой бригаде 1‑го Прибалтийского фронта. Летом сорок четвёртого Прибалтика считалась второстепенным направлением. Основные бои разворачивались в Белоруссии, на Украине, а мы должны были сковать немцев, не давать им возможности перебросить силы в зону действия Белорусских и Украинских фронтов. Но бои-то и у нас были нешуточные. Немцы из Прибалтики уходить не собирались, да к тому же отсюда разворачивалось наступление на Ленинград. Не собирались они оставлять нам и порты балтийские. В начале сорок пятого наши там тоже мощную группировку создали, когда надо было освобождать Прибалтику. А в сорок четвёртом мы должны были связать их силы, отвлечь на себя. То в одном месте наскочим, то в другом. Потери мы несли большие. Только в одном из первых боёв из двадцати наших танков, атаковавших немецкую линию обороны, тринадцать сгорели. А всего из шестидесяти танков, которыми была укомплектована бригада, к весне сорок пятого осталось три…
— Танки мы получили новые, с мощной 85‑миллиметровой пушкой, — продолжает свой рассказ Валентин Филиппович. — Это, конечно, хорошо. Ведь «Тигр» нас мог за километр подбить, а наши снаряды для него на таком расстоянии не опасны были, нам, чтобы его броню пробить, нужно было на триста-четыреста метров приблизиться. А с длинноствольной 85‑миллиметровой мы с их «Тиграми» и «Пантерами» на равных воевать начали. Экипаж у нас счастливый был, чуть ли не единственный из всей бригады уцелел, а ведь во всех боях участвовали.
Весь расчет — к «Отваге»
На столе, среди разложенных документов и наград три медали, соединённые в колодку, лежат отдельно.
— Эти для меня самые дорогие, — Валентин Филиппович бережно погладил затёртые, выцветшие ленточки. — Медаль «За отвагу» получил в конце лета сорок четвёртого. В том бою сожгли мы немецкий танк, а после боя на прицепе ещё и немецкую пушку притащили. Командира за тот бой к «Красной Звезде» представили, а весь расчёт — к «Отваге». А в начале зимы мы едва не потеряли командира нашего. Меняли мы тогда позицию, нам и проехать-то немного оставалось, а тут на пути прудишка замёрзший. Командир на броне сидел вместе с двумя сапёрами. Не захотел он пруд объезжать, скомандовал механику, чтобы ехал прямо по льду, а лёд не выдержал. И пруд этот глубокий оказался. Танк чуть не до башни под лёд ушёл. Выскочили мы, двигатель заглох, танк дулом пушки в воду смотрит. Пришли в себя и только тогда спохватились: где же командир-то? А его льдом к броне прижало, одна голова над водой торчит. Обломали мы лёд вокруг него, вытащили — слава Богу, живого, но льдом ему обе ноги переломало. Отправили мы командира в госпиталь, и больше уже не виделись.
Шли на верную смерть
А вскоре нам ещё раз крупно повезло, — продолжает свой рассказ солдат. — Я уже говорил, что от бригады к весне всего три машины осталось, и вот в апреле, всего за недели две-три до победы, ставят нам задачу — атаковать немецкие позиции. Это тремя-то танками! Да ещё и без артиллерийской поддержки. Для чего это нужно было — не знаю, только шли мы тогда на верную смерть. Все это понимали. До начала нашей атаки какие-то минуты оставались, у нас уже и двигатели заведены, и пушки заряжены — словом, приготовились мы к своему последнему бою, как вдруг из штаба бригады новый приказ: «Отставить атаку!». Отвели нас с передовой, передали мы свои уцелевшие машины в другую часть, а сами поехали получать новые танки.
И пока мы на переформировании были, война закончилась. А в начале июля наш полк доукомплектовали и перебросили в Румынию. Там служил до сорок седьмого, потом перевели в Крым, в учебный полк в Симферополь. Из стрелка-радиста переквалифицировался в механика-водителя и до октября пятидесятого года учил молодёжь водить и нашу родную «тридцатьчетвёрку», и КВ, и американский «Шерман». Там же, в Симферополе, узнал, что старший брат уже вернулся домой, а отец в сорок шестом поехал на заработки на Кавказ, в Шуе-то очень голодно жили тогда, и там умер.
Вернулся он снова на свою «Тезинку». Женился, построил дом, вырастил и выучил детей, посадил сад. Фронтовая судьба была к нему благосклонна. Его мечтам суждено было сбыться. На груди ветерана рядом с боевыми медалями поблёскивает серебром ещё одна, не менее почётная и уважаемая — медаль «За доблестный труд». Валентин Филиппович Соловьёв и сегодня, несмотря на то, что давно разменял девятый десяток, не по годам энергичен. Даже от помощи, которую предлагали ему, как ветерану войны и труда, отказывается. «Не привык я к этому, — говорит он. — С малых лет отец приучил всё своими руками делать, а тут кто-то придёт мне забор подправлять. Хотя, наверное, и надо бы. Ноги вот подводить начали, болят, никакие мази не помогают»… Я от всей души поздравил старого солдата с приближающимся великим праздником Победы, праздником, ради которого он, его друзья-однополчане и ещё миллионы солдат той войны не жалели ни сил, ни жизни. Не жалели, чтобы жили мы, их дети и внуки.
