Жизнь прожить – не поле перейти
Сколько же непростых судеб в стране, в нашей области, в нашей маленькой Шуе…
Живёт в многоквартирном доме на улице Свердлова бабушка Фая. Многие её товарки и позабыли, как она выглядит, ибо вот уже почти десять лет не выходит Фаина Ивановна на улицу, не дышит свежим воздухом, не видит солнечного света. А причиной всему — многочисленные болячки, коих у бабульки, которая в апреле этого года отметит свой девяностый день рождения, не меряно. Мало того, что из-за рака молочной железы ей удалили врачи грудь, так ещё и нога плохо срослась после перелома в трёх местах, да и зрения осталось всего-то ничего — процентов 10, не более, давление зашкаливает, желчный пузырь удалён, почки болят.
При всём при этом бабушка имеет лишь третью группу инвалидности. Благо социальный работник навещает регулярно, помогает скрасить одинокую, больную старость. Нет-нет, да и внучка навестит. Правда, живёт она неблизко, и визиты внучки не так часты. По душам поговорить, душу излить старушке практически некому.
Вот почему мой визит явился для Фаины Ивановны отдушиной. Она торопилась выговориться, как будто боялась, что я встану внезапно с дивана и уйду, а история её жизни так и останется недосказанной.
Баба Фая — типичный представитель военного поколения. Жила вместе со страной, жила тем, чем жил весь народ, вернее, выживал. Итак, всё по порядку.
Родилась Фая в далёком 1927 году в многодетной семье, где кроме неё уже было четверо детей. Жила семья тогда на 2‑й Московской улице. Братья и сестра погибли на фронте во время Великой Отечественной войны. В школу ходила Фаина на одной из Нагорных улиц, где и закончила 7 классов. Помнит, что с семьёй в Москву ездила и на параде 1 Мая видела на трибуне мавзолея на Красной площади самого Иосифа Сталина в белом кителе. А 22 июня прозвучала знаменитая речь Молотова. Война…
Родители умерли. Грозовые годы, получая по очереди похоронку за похоронкой на своих родных, кое-как Фая пережила. После войны жизнь была ненамного лучше. По карточкам продукты и то не всегда удавалось отоваривать. Да и денег не хватало ни на что, даже на самое необходимое. Стоптанные туфли, латаное-перелатанное ситцевое платье, потрёпанная фуфайка-стёганка — вот образчик шуйской девичьей моды послевоенной поры.
Кушать порой хотелось так, что заглушить голод удавалось лишь жеванием вишнёвой смолы. Горький, терпкий вкус этого «лакомства» Фаина Ивановна помнит до сих пор. Однажды не выдержала. За Арсеньевкой город кончался, дальше — колхозное поле. Северных улиц и в помине не было. Как-то ночью с подругой отважились они и выдернули на этом поле пару картофельных веток. Вдруг, откуда ни возьмись, конный наряд милиции, да с наганами, да с фонариками. Подруга уползла по меже, а Фаю «повязали» с десятком мелких картофелин в котомке.
Приговор суда был суров — десять лет без права переписки как расхитительнице социалистической собственности. Шесть долгих лет валила лес хрупкая девушка Фаина в тайге под Соликамском, что в Пермской области. В 1953 году — амнистия. Фаина вернулась в родную Шую, но на работу нигде её не брали, а жить было не на что. Поэтому прислужничала она в домах шуйской богемы и горкомовских начальников, нянчилась с их детьми. Этим и жила.
Наконец-то по рекомендации жены высокого партийного работника устроилась Фаина в артель по изготовлению резиновых сапог, что располагалась на Театральной улице. Лишь тогда Фаина расправила плечи и вздохнула полной грудью. Однако счастье продолжалась недолго — в Ленинграде заработала фабрика «Красный треугольник», и резиновыми обувными изделиями завалили весь Советский Союз. Артель в Шуе канула в Лету. Снова безработица, снова заботы о хлебе насущном. Спустя некоторое время удалось устроиться в Промкомбинат клееваром. Варила клей, не думая о вредном производстве, бабушка Фаина до самой пенсии. После выхода на пенсию пришлось трудиться уборщицей на заводе имени Фрунзе. Замуж вышла она только в 1970 году, в 43 года, и даже успела родить. На этом бабушка Фая закончила свой рассказ — слёзы душили её. А я, поняв, что моё присутствие тяготит женщину, что ей надо выплакаться в одиночестве, без свидетелей, ретировался, наспех попрощавшись.
Пока шёл домой, всё думал, сколько же таких непростых судеб в нашей стране, в нашей области, в нашей маленькой Шуе. И как же силён народ, испытавший холод, голод, непосильный труд и болезни, но так и не сломленный.
