В Чернобыле виноват был не мирный атом
Сработал человеческий фактор – обычное разгильдяйство.
Алексей Индык: «Чернобыльские льготы: путёвки и лечение – помогают нам выживать сейчас. Но, сколько бы мы, чернобыльцы, ни хорохорились, многих уже нет с нами – облучение даёт о себе знать. Поэтому своим товарищам я желаю одного: крепитесь, ребята! А тем, кого нет среди нас, – вечная память и низкий поклон».
30 лет назад, 26 апреля 1986 года, на Чернобыльской АЭС произошла самая крупная техногенная катастрофа в истории человечества. В ликвидации её последствий принимали участие и шуяне. Один из них — Алексей Индык, в прошлом военнослужащий одной из частей Шуйского гарнизона. Алексей Иванович время пребывания в Чернобыле называет просто жизненным этапом. Да, поездка в зону поражения не была для него лёгкой прогулкой, но ничего выдающегося, по его словам, им не было сделано, поскольку выполнял он, как и все, обычную мужскую работу. Да и попал он на ЧАЭС в конце августа 1987 года, когда четвёртый энергоблок уже был накрыт саркофагом, и выбросы радиации несколько замедлились.
— В ту пору я служил в одной из частей Шуйского гарнизона на должности начальника склада, — рассказывает герой моего очерка. — Командир вызвал меня к себе, сказал, что надо помочь стране, поедешь, мол, в командировку. Сначала я своим ходом отправился в московскую бригаду. Там начальство подробно расспросило меня, чем я, начальник склада, могу быть им полезен. Когда узнали, что я неплохо разбираюсь в легковых автомобилях, дальнейшая судьба моя была решена. Меня направили в оперативную группу ГО СССР, которая дислоцировалась в Чернобыле, и назначили заместителем начальника по технической части. Материальная база состояла из 120 машин, в основном, «УАЗиков», но были и «Волги». В моём подчинении были авторемонтники и прочий персонал — всего около 150 человек личного состава. Мы обязаны были обеспечивать работу оперативной группы. Проще говоря, возить командование — полковников и генералов. Располагался наш взвод в самом Чернобыле, в здании автошколы ДОСААФ.
Распорядок дня был обычным: подъём, умывание, завтрак — и в путь… Рабочий день начинался с того, что каждый водитель перед выездом получал индивидуальный дозиметр, и в 20-00 часов все машины должны были быть в гараже. Это приказ. Но перед тем, как вернуться в парк, автомобили нужно было гнать на дезактивацию и санобработку. Но даже и после этого они страшно фонили. За пару месяцев из-за радиоактивного загрязнения в моём хозяйстве было списано и утилизировано пятнадцать машин.
Кормили нас хорошо. На
завтрак, обед и ужин, помимо всего прочего, всегда были свежие фрукты, в том числе виноград, обязательно чеснок и соки. Воду мы пили только минеральную бутилированную. За всё время пребывания в зоне отчуждения я не выпил ни капли обычной воды. Наше время до дембеля определялось не днями, неделями или месяцами, а дозой облучения, но дозу можно было получить за несколько суток. В то время норматив был 10 рентген. К моменту моей демобилизации, в первых числах ноября 1987 года, я набрал 9,79 рентгена.
Да, конечно, на самой АЭС приходилось бывать сотни раз, я даже дотрагивался до реактора. И в Припяти тоже был неоднократно. Это мёртвый город: бельё на балконах сушилось годичной давности, все гаражи в городе вскрыты, а машины вывезены на утилизацию. Но и для нужд армии нам приходилось брать автомобили. У нас было две таких машины с бортовыми номерами, нарисованными на крыше цифрами, чтобы с вертолётов было сразу заметно.
Когда я прибыл на место службы, в оперативной части была полнейшая неразбериха — и с прикомандированными кадрами, и с техникой, и с документацией. Дошло до того, что никто не знал, сколько же точно людей находилось в подразделении. Всё это мне удалось привести в порядок. Нет-нет, ничего выдающегося в этом не было! Просто я хорошо знал свою работу. Мы всегда находились в боевой готовности. Нередко случалось, что в зоне повышенной радиации ломалась машина, в которой выезжал какой-нибудь высокий чин — генерал или полковник, и тогда мы срочно высылали машину на подмену.
Что было особенно интересного в Чернобыле? Ну, были эпизоды, которые запомнились. Сейчас, наверное, можно уже сказать, что в редкие часы досуга, после ужина, если не на дежурстве, мы позволяли себе спиртное. Хотя у нас был строжайший сухой закон! За распитие строго наказывали, и понятно, почему. Ситуация требовала трезвой головы, осторожности, предельного внимания. К тому же время такое было — самый разгар горбачёвской борьбы с пьянством. Но я считаю, это невеликий грех. А вот те ребята, которые ослушались приказа о том, что никаких продуктов, ягод, фруктов в местных огородах-садах не рвать, и по глупости срывали и ели яблоки и груши, действительно, нарушали строжайшую инструкцию и подвергали себя серьёзнейшей опасности. Мы с ними как только ни работали! Предлагали в столовой брать яблоки, и только их есть. Но ничего не помогало.
Героем я себя, конечно, не считаю. Работа как работа — обычная рутина. Действовал я по приказу. Своего командира, страны, Родины. И, видимо, работал эффективно, за что и был отмечен благодарностью за подписью заместителя председателя правительства СССР. Отвечая на ваш вопрос, скажу, что даже после той страшной аварии я ничего против мирного атома не имею. Если под Шуей будет строиться АЭС, я буду только «за»! Появятся и рабочие места, и развитие города начнётся, и социальные вопросы будут решаться. Газа на всех не хватит, уголёк заканчивается, поэтому технологии должны развиваться. А в Чернобыле виноват был не мирный атом, сработал человеческий фактор — обычное разгильдяйство сыграло свою роль.
От 26 Апреля 2016 года Беседовал Владимир БАБАЙКИН. Фото из архива С. А. Волкова.
