year
  1. Адрес: 155900, Ивановская область,
  2. город Шуя, улица Свердлова, дом № 6.
  3. Телефон/факс: +7 (49351) 33-100.
  4. Электронная почта: verstka@mspros.ru
  5. Издательство «Местный спрос» ©
Родник - «Местный спрос»

Родник

Родник

Синий снеговик

— О чём ты мечтаешь? — спросил папа дочь, сидящую на подоконнике и глядящую в сад, засыпанный снегом.

— О чуде, — ответила дочь.

— А какого цвета бывает чудо? — поинтересовался папа.

— Я думаю … — дочь на несколько секунд закрыла глаза, а открыв их, ответила — синего!

— Как Синяя Птица? — улыбнулся отец.

— Да, — улыбаясь в ответ, сказала дочь.

Несколько дней стояла невероятно хмурая погода. Шёл снег. А в рождественскую ночь снегопад вдруг унялся, заметно усилился мороз. Пришедшее на смену ночи утро, было тихим и очень солнечным.

Дочь, в ожидании приглашения к завтраку, забралась на любимый подоконник и увидела в глубине сада снеговика. Снеговик был сделан из синего снега.

— Мама! Папа! Скорее идите сюда! — закричала дочь. — Смотрите, смотрите какое чудо!

— Что за чудо? — спросила мама, подходя к окну.

— Ну-ка, ну-ка, что там такое? — спросил папа, опираясь руками о подоконник.

— Синий снеговик! Видите? Разве это не чудо? — дрожащим от счастья голосом прошептала дочь.

— Я, кажется, знаю, кто у нас работает волшебником, — сказала мама, глядя на испачканные синькой папины руки.

— Ну… — смутился папа. — Это всё проделки настоящего волшебника, а я лишь чуть-чуть помог. Рождество ведь…

Людмила ЛАД

Об удивительном открытии

Вот и остались позади весёлые, с приятными домашними хлопотами, сказочно-волшебные новогодние праздники. Пролетели как один день.

Гостившие у бабы Мани, моей соседки, сын со снохой и их 12-летний сын вернулись к себе домой, в Пучеж. У взрослых начались трудовые будни, а любимому внучку надо было продолжать «грызть гранит науки».

Непривычная тишина воцарилась в избе у бабы Мани. Слышно только, как ходики тикают. Чисто, уютно в светлой горнице. Перед отъездом заботливая сноха, Марина, прибралась, всю посуду перемыла, все белье перестирала, а Виталик, сын, дров и воды наносил, на неделю хватит, до выходных, а там кто-нибудь да приедет.

Взгрустнула малость старушка, походила из угла в угол, да и села у окна с вязанием. Красотища-то во дворе какая! Стоят деревья в сладкой дрёме, а каждая веточка, будто в ажурных белоснежных кружевах. Корни заботливо укрыты периной снежной, мягкой да пуховой.

Смотрит баба Маня в окно и не нарадуется, а руки её, морщинистые, узловатые, с детства к труду привычные, сами вывязывают причудливые узоры. То ли мастерица у зимушки-зимы их подсмотрела, то ли наоборот, мне неведомо.

Во дворе, как раз напротив окна, на сучке яблоки, кормушка, сделанная из пластиковой бутылки, висит. Внук Вадик повесил, чтобы птицам не так голодно было, да и бабуле с ней веселее. Меню в птичьей столовой разнообразное — пшено, семечки, хлебные крошки. Только вот сала не нашлось для синичек, но это не беда, они всеядные. Недолго пробыла кормушка без посетителей. Минут через десять появился воробей — разведчик. Каким-то неведомым для нас, людей, способом разузнал, что здесь можно подкормиться. Покружился-покружился и полетел оповещать своих сородичей о приятной находке. Через несколько минут уже целая стайка пернатых появилась, среди них и синички оказались. Да вот беда, отверстие в бутылке узковатым получилось, только для одного, остальным ждать приходится. Клюют и клюют, вроде все, как обычно.

Но баба Маня стала внимательнее присматриваться и неожиданно для себя сделала открытие: птицы совсем как люди!

Вот в кормушку залетела синичка, подцепила клювом зернышко и вылетела, уступая место другим. Следующая поступила точно так же, как и первая. Наступила очередь воробьев. Один клюнул — вылетел, а другой залетел, да так и остался клевать в кормушке. Сидит, бессовестный, и знай набивает себе пузо, о других и не думает. Дорвался!

Синичка-невеличка прыгает по снегу вокруг, волнуется: как же так? Сколько ещё ждать? Она тоже хочет кушать. Корм для всех насыпан, не для него одного!

Ждала-ждала бедолага, надеялась, что у эгоиста совесть проснётся, да всё бесполезно. Не выдержала наконец-то, лопнуло терпение. Проникла в отверстие, и что бы вы думали? Стала клевать корм вместе с воробьём? Да нет же! Надёжно вцепившись в наглеца клювом, буквально выволокла его из кормушки, где и отпустила на свободу. Не веря своему избавлению, воробей стремглав ринулся прочь. Больше в этот день у кормушки баба Маня его не видела. А синичка, проявив благородство (не стала преследовать жадюгу), деловито нырнула в отверстие и тут же вылетела с зёрнышком в клюве, давая проход другим.

Вечером после работы я зашла к бабе Мане на огонёк, где за чаем с земляничным вареньем да аппетитными, с пылу с жару, оладушками соседушка и рассказала мне о своём открытии, а я спешу с вами поделиться.

Надо отдать должное бабе Мане: она мастер на все руки. Она не только вяжет, вышивает, и стряпня у нее — пальчики оближешь. А какая она любительница ходить за грибами да за ягодами, об этом и говорить не приходится. К тому же баба Маня очень интересный собеседник, наблюдательна, гостеприимна и рада поделиться всем, что знает и умеет. Только вот просила адресок свой не давать, сейчас люд разный, не все честные да порядочные. Уж лучше через меня вам будет интересные истории рассказывать, открытиями делиться.

Да, порой человек, как и природа, птицы да зверьё разное, с виду кажутся нам ничем не примечательными и совсем не интересными. А присмотришься — немало для себя удивительных открытий сделаешь.

Елена ДЕМЕНТЬЕВА

Врач и Шуя

Доктор иной раз спорил с друзьями — хорошо это или плохо врастать корнями в место, привыкать к мелочам обстановки до такой степени, что впоследствии даже незначительная по времени разлука топила сердце в грусти, заставляя с комом в горле озираться на уютное, насиженное прошлое…

Этот ничем не примечательный уголок Шуи был скрыт поначалу для медицинского рекрута за пеленой декабрьско-январских метелей. Служебная «Газель» привозила врача в утреннюю мглу; днём ижевский «каблучок» юрко докидывал его до «порта приписки» автомобилей ЦРБ — на 1‑ю Металлистов. Однотипные жилые дома смешивались в аморфную массу; лишь КПП военной части слева бросался в глаза реявшими на белых флагштоках знамёнами и тусклым светом лампионов. По мере того, как прибывал день, пейзажи проявлялись, словно на выполосканной в реактиве фотоплёнке. Глаз выхватывал из белого снежного месива обрезанные у штамбов кроны деревьев, кривые стальные балюстрады газонов, почтовое отделение, киоск «Роспечати», красные стены медицинского колледжа, припорошенные снегом слуховые окна купола и основание шпиля колокольни Воскресенского собора, протыкавшего потускневшим в зимней полумгле острием хмурые серо-голубые небеса.

Постепенно стал частым ходоком за сливочными вафлями и пакетированным кофе в продуктовый магазин у строчевышивальной фабрики, канцтоварами на углу Свердлова и генерала Белова. В ожидании «каблучка» по рыхлому снегу брёл до павильона с колбасными изделиями; отсюда широкая (по меркам районного центра) улица уходила в мутное, сиренево-бордовое пятно южной окраины.

Прямо, влево, влево, влево — нехитрая очерёдность манёвров приводила к флагману больничного автопарка, который в восемь склянок выдвигался со звеном утомлённых лекарей на борту по направлению к родине Первого Совета. Ближе к мосточку через Сеху в заречной части сумерки уже густо пропитывали зяблую атмосферу и настойчиво просили очи смежиться. Лишь у Китово, в Кохме и в Иванове мрак прерывался сиянием неона и рефлекторных светильников.

Истинное мытарство — это предвкушение неполноценного, обречённого на прерывание в самом зените ночного сна! Живущим в Кохме или Суховке эскулапам везло чуточку больше: эдак, на половину — половину с четвертью, часа; впрочем, и этого было недостаточно, чтобы не клевать носом в уносящем в белую непроглядную даль транспорте. На этих шести колёсах, друг мой, мчалась несбыточная мечта об отдыхе. Однако ж не думай, что мысли пассажиров были сплошь сотканы из страданий; нет, любезный — изрядная доля радости клокотала в душе, по крайней мере, одного из путников. Он эйфоризировал от обратной смены картин за заиндевевшим стеклом: Суховка, Кохма, Китово, крутой поворот вправо за железнодорожным переездом, мемориал революционерам на рубеже заречья, схоронившийся в ельнике храм Ксении Петербургской и уже известные тебе из первых строк хлопающие на ветру знамёна, рассыпанные в беспорядке бирюльки из нагих ветвей и тёплый свет сеней детской поликлиники.

Да, яркое пламя любви к Шуе самозабвенно полыхало в его сердце…

Александр ГАССИЕВ

От 12 Февраля 2016 года Местный Спрос

Авторизуйтесь, чтобы оставить свой комментарий