Часовой — лицо неприкосновенное
Николай был простым парнем, с открытой душой и добрым сердцем. Обладая спортивной подготовкой, никогда этим не хвастал, хотя и особенно не скромничал. Он с уважением относился к товарищам по службе, к их взглядам на жизнь, но имел своё мнение и умел доказать свою правоту.
В комендатуру Николай попал случайно. Однажды, дня за два до принятия присяги, к ним в карантин пришли два крепких бойца — сержант и старшина. Сразу же в казарме начали шептаться, что они будут проводить набор желающих в спорт-роту. Возле канцелярии выстроилась очередь, и он тоже встал туда. У Николая были разряды по двум видам спорта, и он решил попробовать своё счастье. Его встретили как старого, доброго знакомого.
— Ну, докладывай, что там у тебя? — спросил старшина.
— Второй разряд по боксу и второй по железу.
— Ну что ж, давай проверим, какой у тебя пресс, — сказал старшина. — Если выдержишь мой удар — берём, а нет, и суда нет.
Мощный кулак проверяющего пролетел в сантиметре от живота Николая. Уходя от удара в сторону, он развернулся вправо, сделал полшага влево и вперёд и нанёс сильный боковой удар левой в челюсть противника. Кулак остановился в миллиметре от лица старшины. На какое-то мгновение все замерли, но тут раздался возглас сержанта:
— Ух, ты! Вот это да! Я его себе забираю!
А на второй день после принятия присяги приехал капитан и начал вызывать всех желающих попасть в спорт-роту. Ребята выходили из канцелярии грустные и подавленные. Оказалось, что таким способом пополнялся состав комендантской роты. Почти все отказывались от такой службы, и когда Николай вошёл, расстроенный капитан сразу перешёл в наступление:
— Что, тоже трус? К мамочке потянуло? А? Штанишки, поди, уже мокрые?
Николай хотел отказаться от такого предложения, но слова ударили по его самолюбию, и он спокойно сказал:
— Никак нет, товарищ капитан.
— И что, пойдёшь служить в комендатуру?
— Куда Родина прикажет, туда и пойду. Надо, так надо.
Так он и ещё четверо молодых бойцов попали в патрульный взвод. Потянулись дни непростой солдатской службы. Три года — срок немалый, но в те времена дедовщины не было, любые конфликты решались честно, по-мужски, один на один. Здесь зарождалась настоящая дружба, чувство товарищества и взаимопомощи. «Старики» помогали «салагам» и словом, и личным примером.
Пришло время, и Николай стал участвовать и в патрулировании улиц военного городка, и в охране складов, и ходил в наряд на кухню. Служба как служба. Как-то пришёл его черёд стоять часовым на контрольно-пропускном пункте в Управлении военного строительства. Задача простая. Открыл пропуск, нашёл в нём нужный шрифт, пропустил. Если его нет — значит, нет. После инструктажа к нему подошёл Володя Лебедев.
— Слышь, Николай, я там стоял уже несколько раз, вот что скажу. Народ в управлении послушный, порядок знает, а начальник — тот вообще, как отец родной. Он и пропуск протягивает в открытом виде, и честь отдаёт первым, здоровается за руку, обязательно спросит, как дела и бежит дальше. А вот с главным инженером, подполковником Гусевым, лучше не связывайся. Это такая сволочь! Ходит только в цивильном, пропуск никогда не показывает, на всех смотрит свысока. Мой тебе совет: не трогай его.
В 5 утра Николай принял пост. Для себя он уже твёрдо решил, что этот «гусь» просто так не пройдёт, и уже представлял себе этого человека и основательно готовился к «бою». Он встал, открыл дверь и замер у тумбочки, как и положено по Уставу гарнизонной и караульной службы.
Первым, как и говорил Владимир, ворвался (иначе не скажешь) начальник строительства. В левой руке он держал уже раскрытый пропуск, отдал честь и сразу же протянул руку для пожатия.
— Здравствуй, сынок, ну, как дела?
— Здравия желаю, товарищ полковник! Всё хорошо! — бодро доложил Николай. Но офицер был уже далеко и вряд ли услышал ответ. Поодиночке начали подходить сотрудники Управления. Кто-то, показывая пропуск, здоровался, кто-то проходил молча. Ближе к восьми поток усилился. Николай, проверяя пропуска, не мог не заметить, что почти у всех уставший вид. Люди шли с не выспавшимися, отрешёнными лицами, погружённые в свои заботы и, казалось, даже не понимают, куда и зачем они идут.
И тут он увидел его! Да, ошибиться здесь невозможно! Это был человек довольно высокого роста, с надменным выражением лица и твёрдой, уверенной походкой. Народ уступал ему дорогу, он беспрепятственно подошёл к часовому и уже хотел переступить через порог, как Николай резким движением правой руки отклонил в сторону СКС, преграждая ему путь.
— Ваш пропуск, товарищ.
На лице главного инженера сначала проскочило удивление, но уже через мгновение от гнева оно стало чёрным.
— Да как ты смеешь! — прошипел он и хотел сделать ещё шаг, но Николай снова перекрыл карабином ему дорогу.
— Ваш пропуск, гражданин, — голос у часового даже не дрогнул.
— Да кто ты такой? Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? — шипение превратилось в грозный рык. Гусев снова попытался пройти, но Николай взял карабин наизготовку и передёрнул затвор.
Сзади, в толпе, вскрикнула женщина. Какой-то мужчина, высунувшись из-за спины подполковника, громким шёпотом сообщил:
— Это главный инженер, товарищ Гусев!
Николай ждал, что «гусь» толкнёт его, и тогда он с огромным удовольствием ударит прикладом по этой наглой, холёной роже. Согласно Уставу, часовой — лицо неприкосновенное, и любой, даже незначительный толчок считается нападением. Но инженер, видать, понял, чем всё может закончиться, и резким движением достал с нагрудного кармана пропуск и тут же сунул его обратно, пытаясь снова пройти.
— Пропуск! — часовой был спокоен и неумолим.
Человек, который считал себя выше всех, всё происходящее принимал как личное, прилюдное унижение. Отдавая часовому свой «вездеход», он в бешенстве прошептал:
— Сгною, скотина!
Николай развернул пропуск, внимательно его прочитал, сверил фотографию с личностью и, возвращая владельцу, чётким голосом сказал:
— Проходите, товарищ.
Ждущие своей очереди работники Управления, проходя мимо часового, смотрели на него кто с удивлением, кто с жалостью. Пожилой майор, показывая пропуск, тихо сказал:
— Молодец, солдат.
— Спасибо, товарищ майор, — так же тихо ответил Николай.
Ещё неделю он дотошно проверял пропуск у главного инженера, независимо от того, входил он в Управление или выходил из него. Всё по Уставу, хотя проверять было нечего. Пропуск красного цвета с единственным шрифтом называли «вездеход», и запретных зон у него не было. Но главное (и это неоспоримо!), Гусев стал добрее к окружающим. Исчезла маска высокомерия и вседозволенности. А в конце недели он уже с уважением смотрел на часового.
— Ну, и что ты этим хотел доказать? — Владимир с интересом смотрел на Николая.
— Что я тоже человек и заслуживаю уважения.
— И что, доказал?
— Да. И когда ты потребуешь у него пропуск, убедишься в этом сам.
