Защищал Родину в самом пекле войны
Что такое «ржевская мясорубка», в полной мере испытал разведчик отдельной 35‑й стрелковой бригады Борис Георгиевич Бунаков.
Познакомились мы с Борисом Георгиевичем на собрании в нашей воинской части, куда накануне Дня защитника Отечества пригласили немногих оставшихся в живых фронтовиков и тружеников тыла. Почти с каждым из них я был знаком, но этого высокого седовласого мужчину с выправкой кадрового военного я видел впервые и был чрезвычайно удивлён, когда узнал, что Борис Георгиевич Бунаков родился в 1918 году. На вид ветерану можно дать лет семьдесят, от силы семьдесят пять.
Росли мы, как все мальчишки
— Ну, что вас интересует? — поинтересовался Борис Георгиевич. — О себе рассказать? Да уж больно длинный рассказ-то получится. Я ведь родился в 1918 году. Уроженец деревни Лукерьино Коломенского уезда. Крестили меня на святых Бориса и Глеба и назвали Борисом. Семья у нас была, скорее, интеллигентская, чем крестьянская. Отец с Первой мировой вернулся прапорщиком, а в гражданскую был преподавателем на курсах младших красных командиров. Мама занималась воспитанием детей. Росли мы, а нас было четверо сыновей, как все мальчишки того времени. Учились, мечтали о подвигах. Сначала старшие братья, а потом и я занимались в аэроклубе. Хотел я стать лётчиком. Но в 1924 году отец решил строить дом. Поехал он с несколькими мужиками в Егорий за лесом. Но то ли с брёвнами наворочались, то ли выпили чего-то нехорошего, только заболел он сильно, а вскоре умер от желудочного кровотечения. Так что пришлось нам с братьями не об авиации думать, а о том, чтобы матери помогать.
После школы поступил я в ФЗУ, а когда его закончил, пошёл работать на Коломенский завод токарем.
«У деревни Крюково погибает взвод…»
— В армию меня призвали осенью 38-го, — продолжает свой рассказ Борис Георгиевич. — Посмот-рели на меня в военкомате: ростом великоват, в самолёте тесно будет, да и сердечко немного барахлит, а вот во флот — в самый раз! Так я попал служить в Амурскую флотилию артиллеристом-зенитчиком на батарею 76-миллиметровых зенитных орудий. На Дальнем Востоке тогда было неспокойно, ожидали нападения Японии. Но война началась не у нас. Мы готовились к демобилизации, когда пришло известие, что Германия напала на Советский Союз. С первых дней войны мы начали писать в Москву с просьбой направить нас на фронт. Два моих старших брата к тому времени уже воевали. В декабре 41-го мою просьбу удовлетворили. Меня и ещё двоих ребят из нашей зенитной батареи направили служить в отдельную 35 стрелковую бригаду. Бригада формировалась в Казахстане из курсантов трёх военных училищ и была переброшена под Москву, на Волоколамское направление осенью 1941 года. Знаете песню «У деревни Крюково погибает взвод»? Это как раз про курсантов нашей бригады. Мы прибыли, когда бригада, после тяжёлых боёв за Волоколамск, была отведена с передовой на пополнение.
Удачливый командир
— Прошли мы короткий курс специальной подготовки, — неторопливо продолжает мой собеседник, — и стал я помощником командира взвода разведки. Задача разведки в наступлении — искать слабые места в обороне противника, проходы в минных полях, добывать «языка». Всё это должно делаться без стрельбы. Если началась стрельба, значит, разведчики замечены, задание не выполнено. Было такое и у нас. Взводом нашим командовал старший лейтенант. Казах по национальности, хороший, смелый парень, но, как разведчик, совершенно не подготовленный. На очередное задание командир повёл группу сам. Дозор вперёд не выслал, боевое охранение не выставил, пошли «кучей» и нарвались на снайпера, который положил целое отделение разведчиков. Четыре человека, в том числе и старший лейтенант, были убиты, ещё четверо ранены. Задание было провалено. Нас послали выносить раненых и убитых, командовать поручили мне. Мы сначала несколько часов лежали, стараясь заметить, где прячется снайпер. В конце концов, он себя обнаружил, и мы его уничтожили и только после этого смогли вынести наших товарищей. Вскоре после этого печального случая я — сержант, получил звание лейтенанта и был назначен командиром взвода разведки вместо погибшего. Разведчик я к тому времени был уже опытный, обстрелянный. Летом, в июне 42-го, получил я свою первую боевую награду, — Борис Георгиевич бережно погладил потускневшую от времени медаль «За боевые заслуги». — Приказали нам тогда любой ценой добыть «языка». Командир поручил вести группу захвата мне. Справились успешно, и «язык» ценным оказался, знающим. В конце того же лета ещё за одного «языка», добытого в укреплённом районе немцев, меня и ещё нескольких бойцов взвода, ходивших на задание, наградили медалями «За отвагу», а в ноябре за уничтожение взвода немецких разведчиков я получил орден Красной Звезды. Так что к маю сорок третьего, когда меня командиром взвода назначили, было у меня уже три боевых награды, больше десяти рейдов за линию фронта, к немцам, несколько взятых «языков», да и авторитетом во взводе я пользовался как удачливый командир, а на фронте это дорогого стоит. За очередного «языка» дали мне краткосрочный отпуск.
«Мне снова повезло…»
— До деревни добирался пешком. Пришёл уже к вечеру. Слышу, в деревенском клубе гармошка играет. Зашел я на огонёк и первой, кого встретил, — жену старшего брата. Увидела она меня – и в слёзы, а потом бегом домой, к матери. Я не успел из клуба выйти, а мать уже на пороге. Вот так и встретились. Погостил, родных повидал и вернулся в часть. Немцы тогда из Ржева уже ушли, и бои шли под Вязьмой, на реке Угра. Приказали нам тогда вместе с сапёрами скрытно подготовить проход в минном поле. Всё шло хорошо, но уже на обратном пути кто-то из наших наступил на противопехотную мину. Поднялась тревога, немцы обнаружили нашу группу и обстреляли из миномётов и пулемёта. Я помогал ползти одному из своих раненых бойцов, когда пулемётная очередь достала и меня. Сразу в обе ноги. Затаились мы. Немцы вскоре стрелять перестали, наверное, решили, что убили нас. Так и пришлось до самой темноты в воронке на нейт-ральной полосе пролежать почти без движения. Раны кое-как перетянул, чтобы кровь остановить, но всё равно потерял крови много, да и боль жуткая. В общем, к ночи, когда наши ребята сумели за нами приползти и на плащ-палатках ползком вытащили нас, я был почти без сознания. В санбате раны обработали, перевязали и отправили в полевой госпиталь, он в нескольких километрах от передовой был, недалеко от Вязьмы в каком-то лесочке. Помню большие брезентовые палатки с яркими красными крестами на крышах. Наверное, надеялись, что немцы госпиталь бомбить или обстреливать не будут, а вышло наоборот. В тот же день нас накрыла их артиллерия. Мне снова сильно повезло. Снаряд разорвался прямо в нашей палатке. Многих, кто рядом лежал, убило, а меня взрывной волной замотало в брезент, как в кокон, и отбросило далеко в сторону. Контузило сильно — с тех пор на одно ухо оглох я совершенно и глаз один хуже видеть стал, но даже не царапнуло. Собрали нас, тех, кто уцелел после обстрела, привезли на станцию, погрузили в эшелон и повезли в тыл. Пока до Москвы ехали, я немного отлежался, хотел в Москве сойти, чтобы домой попасть, хоть на кос-тылях, но только из вагона вышел, тут же свалился без сознания.
«Купи-ка ты, парень, спиннинг»
— Пришёл я в себя уже только во Владимире. Госпиталь там был в помещении какого-то училища. Лечил меня очень пожилой хирург из прибалтийцев. «Ноги мы тебе, солдат, спасли, — сказал мне доктор, — но если хочешь снова начать нормально ходить, их нужно постоянно тренировать, разрабатывать. Ходить надо. Много ходить, несмотря на то, что больно. А чтобы не просто бесцельно ходить, купи-ка ты, парень, себе спиннинг и будешь совмещать приятное с полезным». С тех пор стал я заядлым спиннигистом, — улыбается Борис Георгиевич. – Два с половиной месяца лежал во Владимире, потом отправили на долечивание в Сталинск Кемеровской области, а когда выписали, в декабре сорок третьего направили в Новосибирское пехотное училище. Окончил я его по ускоренной программе, и оставили меня там же в училище командовать взводом курсантов. Сколько ни просился обратно на фронт — не отпускали. Прослужил в училище почти полтора года, а в начале сорок пятого — новый перевод. На этот раз в Барнаул, для подготовки на старшего офицера — командира батальона. Там я встретил Победу, там узнал, что два старших брата вернулись живыми, а самый младший погиб. Умер от ран в полевом госпитале, располагавшемся в селе недалеко от Харькова, там и похоронен.
На войне как на войне
— В июле 45-го за хорошую учёбу получил я отпуск, приехал домой, а через несколько дней встретился со своей будущей женой. История нашего знакомства очень романтичная. Ещё летом сорок второго, когда я свою первую медаль получил, наш политрук написал письмо в Мытищенский строительный техникум и рассказал девушкам-студенткам об отважных разведчиках, в том числе и обо мне. Девушки ответили, завязалась переписка. Мы поделили между собой адреса, условились, кто с кем будет переписываться. И продолжалась наша переписка до июля сорок пятого года. Написала она мне, что окончила техникум и работает в Москве. Встретились мы, привёз я её в деревню, с матерью познакомил, да так больше мы и не расставались. Вернулся я после отпуска в Барнаул, написал рапорт на увольнение из армии и с мая сорок шестого начал работать фининспектором Коломенского района. Вскоре мы поженились, и я тоже перешёл на работу в Москву в институт Гипроэнергонефть. Мы проектировали котельные для нефтезаводов по всей стране. Вскоре наша Гипроэнергонефть вошла в состав института Гипротрубопровод, где мы занимались проектированием магистральных трубопроводов. Были командировки в Припять, на Кавказ, проектировали самый крупный по тому времени 1‑й Сибирский нефтепровод Шаим — Тюмень. Всё шло прекрасно, но в 1969 году от рака умерла жена. Долго не находил я себе места от тоски и одиночества. В конце концов, уехал на три года в командировку в Монголию, где занялся изысканиями площадок для размещения промышленных предприятий, подземных месторождений пресной воды для снабжения воинских частей. В 1981 году вышел на пенсию, имея за плечами войну и больше 50 лет трудового стажа.
Борис Георгиевич ещё много рассказывал о своей послевоенной жизни, о том, как совсем недавно привела судьба его в наш город, о людях, с которыми встречался он на долгом жизненном пути. Но это уже материал для другого рассказа, который, надеюсь, обязательно будет написан…
