У войны не детское лицо
Прерываясь на то, чтобы вытереть слёзы, она долго-долго рассказывала о поколении детей войны, о том, как выжило оно в лихую годину.
Лидия Павловна Новожилова родилась в деревне Дубки Афанасьевского сельсовета в октябре 1940 года, и войну она, в основном, помнит лишь по рассказам. Отец ушёл на фронт, оставив мать с четырьмя малолетними детьми на руках. У Лидии — самой младшей, было ещё два брата и сестра. Едва научившись говорить, Лидочка всё спрашивала маму, Анастасию Ивановну, а когда же папа приедет? «Скоро, дочка, скоро», — отвечала младшенькой дочурке Анастасия, хотя давно уже получила на мужа похоронку, а единственное письмо-треугольник с фронта пришло в деревню Дубки в конце 1941 года — как раз перед похоронкой. Просыпаясь ночью от всхлипывания мамы, Лида стала понимать, что папу она уже не увидит больше никогда, что мама тоскует о папе, и ей очень и очень трудно. Рассказывает Лидия Павловна:
— С раннего утра уходила наша мама на ферму, наказывая старшим приглядывать за младшими. После фермы шла косить траву или убирать из коровника навоз… Лишь поздно вечером, едва держась на ногах, она возвращалась домой, чтобы истопить печь, наварить в чугунках еды, накормить детей, напоить корову и набраться силы на завтрашний день. И всё равно семья без кормильца жила бедно. Молоко и яйца приходилось сдавать государству по продналогу, практически ничего не оставляя себе. Спасал только огород в сорок соток, на которых сажали и сеяли всё, что могли: рожь, картошку, лук, морковь, капусту, свёклу, огурцы, тыкву. Малина, смородина, яблоки — тоже были свои. Выращенную рожь вначале отвозили на мельницу, а потом во дворе удалось соорудить свою маленькую мельницу. Большое подспорье семье, когда мука есть! Ведь на колхоз, в котором на труд от зари до зари по итогам года давали полмешка-мешок ржи, овса или ячменя, надеяться не приходилось. Никто, впрочем, не роптал, люди понимали: всё для фронта, всё для победы.
Летом дети пропадали в лесу. Собирали щавель, ягоды, грибы. Ели пустыши, матрёшку, а первые майские липовые лис-точки из-за сладкого вкуса были у них любимым лакомством. Мясо на столе, если мама курочку зарубит, было большой редкостью, и только по большим праздникам. В основном, ели щи, сваренные из свёкольной ботвы, лебеды или крапивы, и были они чаще всего с грибами.
— Побелим щи молочком и сидим, уплетаем за обе щёки, — смахивая слезу, рассказывает Лидия Павловна. — Аромат из того нашего чугунка я до сих пор помню, ничего вкуснее с тех пор не ела! Да и не варят так сейчас. На второе мама чаще всего подавала картошку с солёными огурцами, квашеной капустой и теми же грибами. Чай готовили мы из трав. Черничные, брусничные листы, мелко нарезанные череночки малины, да ещё черёмуха сушёная — всё это, заготовленное загодя, мы заваривали и с удовольствием пили. Благодать! Мама нам даже пироги пекла по воскресеньям — с капустой, морковью, картошкой, изредка были и ватрушки.
Со старшей сестрой Клавой мама ходила на базар в Шую. Обычно брали с собой на продажу немного молочка, картошки. Всё это везли на маленькой самодельной тележке, а на вырученные деньги покупали сахарку, соли, масла постного, спичек, керосина для лампы, крупы какой-нибудь… А вот на одежде экономили. Мама по ночам на старенькой швейной машинке отцовские рубашки и пиджаки нам перешивала, и получались замечательные платья и юбки. Вот с обувью были большие проблемы, приходилось нам до самых морозов босиком бегать.
Мама практически нас не наказывала. Да и не за что было — росли мы послушными, работящими. Я, хоть и самая маленькая была, по хозяйству помогала, полы мыла, огород поливала, хлев чистила, корову доила, изгородь ремонтировала, со старшими в лес ходила сухостой пилить. Два куба колхозу напилим, остальное — себе. Работали пастухами — в колхозе пасли скот. Ямки под посадку сосны и ели копали, а зимой с ёлок и сосенок шишки собирали и сдавали в лесничество. За это лесник разрешал нам опушки выкашивать, но сена на зиму Зорьке всё равно не хватало. Порой у соседей, кто сам был не в состоянии, усад скашивали, а часть травы себе за это забирали. Баня своя была, слава Богу. Но мыло мы экономили, для мытья золу заваривали.
В 1947 году Лида пошла в Афанасьевскую начальную школу. Училась хорошо. Сообразительная, она всё схватывала на лету. В 5‑й класс перевели её учиться в село Пустошь. Окончила она школу в 16 лет. Хотелось учиться дальше, но председатель в Шую не отпустил. Мол, кто в колхозе работать будет? И то правда, на всё село лишь пятеро мужиков с фронтов вернулось. Работали с подругой при лошадях — привезти, отвезти чего-нибудь, в основном, картошку. Так до 1962 года, пока замуж за шуйского парня не вышла, и работала Лидия Павловна в колхозе. Сначала жили молодые супруги на съёмной квартире, а потом, в начале 1963 года, начали строиться. Участок им выделили на 8‑й Кочневской улице, на самой окраине города. До сих пор там и живёт Лидия Павловна. Сперва работала на галантерейной фабрике, что на улице Вихрева, шлифовальщицей. После рождения дочери, чтобы её приняли в группу, пришлось устроиться в ясли № 12 нянечкой. А когда дочка немного подросла, пошла Лида работать санитаркой в больницу на Союзной улице и до сих пор там работает.
Воспитала Лидия Новожилова сына и дочь, сейчас воспитывает внуков. Детей своих, помня о голодном военном и послевоенном детстве, чуточку баловала. То сладенького чего-нибудь купит, то сырок творожный… Горько вздохнула Лидия Павловна, схватилась рукой за сердце. Видимо, от нахлынувших воспоминаний защемило оно. Минут через пять, отдышавшись, бабушка распрощалась и, даже не попив чайку, вышла из редакции в зябкую, непроглядную темноту…
