Поколение победителей: нам есть, чему учиться у них
Встречаясь с фронтовиками, с теми, кто прошёл все круги военного ада, каждый раз восхищаюсь их скромностью. В их рассказах не услышишь хвастовства, показного героизма. Они воевали так же, как пахали землю, убирали хлеб или строили дома — вдумчиво, добросовестно, по-крестьянски обстоятельно. Земной поклон им за это. Ведь не будь их, этих деревенских парнишек с натруженными нелёгким крестьянским трудом руками, не было бы ничего. Ни Великой Победы, ни самой нашей России.
— Да о чём рассказывать-то? — при встречах задумываются они. — Не герои, подвигов не совершали, воевали, как все.
За этими простыми, не напоказ сказанными словами, все они — поколение наших стариков, дедов и прадедов, на своих плечах вынесших голод предвоенных лет, выстоявших и победивших в величайшей в истории человечества войне, поднявших страну из руин послевоенной разрухи, построивших новые заводы и фабрики, самые мощные в мире ГЭС, первыми покоривших космос. Они свято верили, что делают это не для себя, делать что-то для себя им было просто некогда. Они делали это для нас. Делали искренне, от всей души.
Может быть не всё было правильно с точки зрения живущих сегодня, может быть. Хотя с умным видом судить всегда легче, чем что-то делать самим. Мы очень многим, если не всем, обязаны этим немощным старикам. И нам есть, чему учиться у поколения победителей.
Пётр Александрович КОРЗИН:
Орден мне командир вручал прямо на позиции
— На Курской дуге я получил свою первую награду – Орден Славы. Бои страшные были. Мы прикрывали небо, но когда немцы прорывали фронт, случалось и прямой наводкой по танкам бить. Орудия у нас мощные, длинноствольные были, любую броню пробивали, а вот защиты от пуль да от осколков у зенитной пушки никакой нет. У полевых орудий расчёт хоть за щитом орудийным прятался, а мы, как на ладони. Немцы начали своё контрнаступление, и линия фронта менялась постоянно, нам несколько раз даже в окружении драться приходилось. Случалось, что за сутки батарея по три раза позиции меняла. Только расположимся, укрытия для пушек выкопаем, для себя окопчики, ещё и отдышаться не успели, как новая команда. То немцы прорвались, того и гляди, в окружении окажемся, то наши вперёд ушли. И снова прицепляем орудия и поехали на новую позицию. А лето дождливое, чернозём танки гусеницами размесили — грязища непролазная! Наши «ЗИС-5» сами-то с места тронуться не могут, а надо ещё и орудие тянуть. У них для бездорожья какой-то умник придумал на колёса резиновые гусеницы одевать. Ох, и намучались мы с ними! Машина и так не едет, а тут ещё гусеница эта на колёса наматывается. Словом, всё лето мы пушки свои, считай, на руках носили, да ещё и машины выталкивали. И нередко прямо с марша разворачивали орудия на прямую наводку, чтобы прикрыть пехоту, впереди нас идущую. Им ведь ещё тяжелее было… В середине августа за четыре дня непрерывных боёв наш расчёт подбил три танка. Орден Славы командир вручал мне прямо на позиции, у орудия.
Клавдия Владимировна ТРОФИМКИНА:
Во время передышки между боями уснула я прямо в поле
— Обязанность медицинской сестры – оказать первую помощь раненому бойцу, вынести его из-под огня, доставить в санбат. Это в теории, на словах, а на деле до этого бойца нужно ещё доползти, а он ждёт помощи или у подбитой машины, или где-нибудь в воронке, посреди простреливаемого поля. И перевязывать его приходится не в кабинете на хирургическом столе, а под пулями, когда нельзя и головы поднять. А потом этого бойца, нередко потерявшего сознание от боли мужика, где на шинели волоком, где на собственной спине во что бы то ни стало надо дотащить до своих окопов, а потом и до медсанбата. В такие минуты забываешь про всё — про страх, про усталость. Все мысли и все силы сосредоточены на одном — доползти самой и вынести раненого. Усталость приходит потом. И хорошо, если выпадет минутка-другая перевести дыхание, унять бешено колотящееся сердце, прежде чем опять раздастся чей-то голос «Санитара сюда! Здесь раненый!». И значит, нужно снова идти, ползти туда, где стреляют, где рвутся снаряды и мины, где ждёт твоей помощи раненый боец. Уставали до такой степени, что буквально с ног валились. Однажды во время передышки между боями уснула я прямо в поле, на голой земле. Меня спохватились, искали везде, даже среди раненых, а я спала.
Михаил Васильевич ЛАВРЕНТЬЕВ:
Каким-то чудом мы уцелели
— Воевать я начал под Прохоровкой и прошёл всю войну до самой победы практически без единой царапины. Контузии были, землёй не раз засыпало при близких разрывах снарядов и при бомбёжках, а ранений не было. На Курской дуге в жуткой мясорубке побывал. Рядом горели и немецкие танки, и наши, а танкисты из подбитых машин врукопашную дрались. А нашим боевым крещением стала разведка боем накануне начала большого сражения. Десятка два танков да столько же бронемашин из нашего батальона изображали начало нашего наступления. Мы должны были вызвать на себя огонь их замаскированных батарей, заставить врага обнаружить себя, чтобы потом ответным огнём нашей артиллерии его уничтожить. Не знаю, накрыла ли наша артиллерия немецкие батареи, но нам в той атаке досталось крепко. Были подбиты почти все танки и большинство бронемашин. Кто-то сумел выбраться к своим сам, других позднее отбуксировали, но больше половины машин, участвовавших в той атаке, так и остались догорать на поле. Наша бронемашина шла головной, казалось бы, и подбить нас должны были одними из первых, но каким-то чудом мы уцелели. Видно, не судьба была там остаться.
Николай Ефимович КОЧЕТОВ:
Я упал и уже не слышал и не чувствовал
— Зима сорок четвёртого едва не стала последней в моей жизни. Наш полк перевели в район Великих Лук, откуда начиналось наступление в направлении на Латвию. Недалеко от латвийской границы остановились у сильно укреплённой высоты. Немцы на ней устроили несколько дотов, и нам вместе с артиллерией была поставлена задача уничтожить эти огневые точки немцев и обеспечить наступление пехоты. В нашу задачу входила корректировка огня батарей. Вероятно, немецкий снайпер заметил отблеск света на линзах моего бинокля и держал меня на прицеле. Едва я приподнялся, как пуля ударила меня в правый глаз, прошла внутричерепной полостью и вышла чуть ниже правого уха. Я упал и уже не слышал и не чувствовал, как буквально в двух шагах от меня разорвалась немецкая мина, и большой рваный осколок ударил мне в спину, перебил рёбра и впился в левое лёгкое. В это время немцы пошли в контратаку, наши миномётчики отступили, и неизвестно, что со мной было бы, если бы меня не вынес офицер с соседней батареи. Я не знаю ни имени его, ни фамилии, не знаю, дожил он до победы или погиб, но всю свою жизнь я благодарен этому парню, такому же, как я, молодому офицеру, за то, что он не оставил меня там, куда через пару минут пришли немцы, спас мне жизнь.
Анатолий Иванович ДЕЕВ:
В 15 лет я стал солдатом
— Перед самой Отечественной войной я окончил восьмилетку и поступил в ремесленное училище в Воронеже. В конце лета сорок первого в Воронеж эвакуировали из Киева 89-ю ремонтную базу. Это был завод по ремонту оружия. В Воронеже тогда очень много делалось для армии – и самолёты, и танки, и знаменитые «Катюши», и миномёты, и артиллерийские орудия. Нас, мальчишек-ремесленников, поставили ремонтировать стрелковое оружие. Ремонтировали, пристреливали и отправляли на фронт. Летом сорок второго, когда шестая немецкая армия пошла на Сталинград, Воронеж оказался в центре наступления. Срочно стали вывозить на Урал, в глубокий тыл оборонные предприятия, а когда собрались отправлять в тыл наше училище, город был уже почти окружён немцами. И тогда нам предложили вступить в народное ополчение. Выдали винтовки, из тех, которые мы сами и ремонтировали, и отправили на передовую. Вот так в пятнадцать лет я стал солдатом. Винтовку я знал отлично, мог с завязанными глазами разобрать и собрать, а пристреливая их в заводском тире, я научился отлично стрелять, так что солдат из меня, несмотря на возраст, был самый настоящий. Бои шли на улицах города. Дрались мы за каждый дом. Но у немцев был огромный перевес и в технике, и численный. Кроме немецкой 6-й армии, на их стороне под Воронежем воевали венгры, итальянцы, румыны. К середине июля немцы заняли всю правобережную часть города, но перейти на левый берег Дона так и не смогли. Остатки ополченцев, вместе с другими нашими частями отступивших на левый берег Дона, распределили по воинским частям, а нас, мальчишек, решили отправить в тыл. Узнав об этом, я сбежал и отправился пешком в Лиски, это километров около сорока от Воронежа. Хотел найти своих, но не получилось.
