Мы ехали в Чернобыль не за деньгами
Участвовать в ликвидации техногенной катастрофы — дело почётное и важное, считает чернобылец Михаил Латышев.
Михаилу Латышеву было 25 лет, когда в мае 1987 года он пришёл в военкомат и попросил направить его в Чернобыль. С момента техногенной катастрофы минул год, но работы на разрушенном энергоблоке ни на минуту не прекращались. На сборный пункт в Шуе вместе с Михаилом пришло ещё 25 человек. После медкомиссии в Иваново отправились 13, а из областного центра к месту дислокации — только трое. Среди них был и Михаил Владимирович.
— В Иванове нам дали команду ехать в город Славутич строить жильё для переселенцев из заражённой зоны, но только в Курске выяснилось, что едем мы не в Славутич, а в Чернобыль, — вспоминает Михаил Латышев. Сам Михаил Владимирович попал в команду водителей, его друг Николай — в команду штукатуров-маляров, а третий шуянин — Сергей Чайкин — был вынужден вернуться домой. Он попал под новый приказ, по которому все, кто моложе 21-го года, у кого нет детей, в Чернобыльскую зону не допускались.
Жили ликвидаторы в палаточном лагере на берегу реки. Работали вахтовым методом по 15 дней, ежедневно по 12 часов — в 3-м энергоблоке Чернобыльской АЭС, который к тому времени планировалось отремонтировать и запустить. Михаил Латышев трудился водителем бетономешалки, возил раствор на энергоблок, а его друг Николай штукатурил и вёл отделочные работы блока.
Михаил Владимирович в горниле техногенной катастрофы отработал три вахты и на себе испытал последствия радиации. Поначалу, по его словам, радиация не ощущается — последствия проявляются часа через два в виде сухого кашля и першения в горле. Чтобы защитить себя от радиации, мужчины пили много воды, и нуклиды выделялись с потом. Но не это запомнилось больше всего Михаилу Латышеву из той командировки. Тягостная обстановка пустоты и безмолвия в населённых пунктах чернобыльской зоны врезалась в его память.
— Стоит город. Есть частный сектор, где растут деревья, но людей нет. Не слышны ни голоса жителей, ни лай собак, ни мяуканье кошек, ни кукареканье петухов. Голо, тихо. Малейшее дуновение ветра — и поднимается радиоактивная пыль, потому что плодородный слой весь снят и утилизирован в могильники, — вспоминает Михаил Латышев.
А ещё помнит наш земляк, как по утрам над Чернобылем летали вертолеты и распыляли специальный реагент. Это означало, что фильтры на реакторе не справляются, и произошёл очередной выброс радиации. Сбрасываемый реагент на основе смолы служил защитой от радиации. У каждого ликвидатора были индивидуальные дозиметрические таблетки, по которым в конце вахты эксперты устанавливали дозу облучения. Во время последней вахты Михаил Владимирович работал на тягаче, оттаскивал заражённые машины к карьерам-могильникам. Те машины, которые не прошли дезинфекцию, утилизировались.
Сказано!
— Я сделал полезное дело и горжусь этим. А кто бы не пошёл свою Родину защищать? Ехали мы туда не за деньгами — дух патриотизма был высок, да и воспитание было такое, — подытоживает Михаил Владимирович, жалея лишь о том, что не смог привести из Чернобыля ни одной фотографии, хоть и брал с собой фотоаппарат и делал множество кадров. Строго с этим было.
