Командировка на войну
Новые войны случаются тогда, когда в памяти поколения стираются горькие и страшные уроки прошедших войн.
Двадцать пять лет назад февральским утром 1989 года последние боевые машины 40-й армии прошли по мосту через Пяндж на советскую сторону. Афганская война, длившаяся почти десять лет, закончилась. Выросло целое поколение тех, кто знает об афганской войне лишь по фильмам да по стихам и песням. Кто-то из философов вывел определённую закономерность — новые войны случаются тогда, когда в памяти поколения стираются горькие и страшные уроки прошедших войн. Вот потому на страницах наших газет мы нередко предлагаем нашим читателям «встретиться» с участниками той войны. Сегодня мы знакомим вас с бывшими афганцами. Один — офицер, вернувшийся на Родину с двумя высокими боевыми наградами — советским орденом Боевого Красного Знамени и орденом Красного Знамени Демократической республики Афганистан, с ранением и тяжёлой контузией, полученными в боях. Другой — рядовой солдат, видевший вой-ну из своей траншеи, вырытой в красной, каменистой афганской земле, когда под обстрелом «духов» подносил ящики со снарядами к своему орудию…
«Жили как в осаждённой крепости»
Генерал-майор милиции в отставке, профессор Шуйского государственного педагогического университета, Почётный гражданин города Шуи Станислав Мефодьевич Серов оказался в Афганистане летом 1981 года в должности советника министерства внутренних дел. Новому афганскому государству не было и двух лет, большая часть страны находилась под контролем не принявших Апрельскую революцию и не признавших новую власть различных оппозиционных вооруженных формирований, поддерживаемых США и их союзниками. Страна охвачена братоубийственной гражданской войной. Новая власть относительно прочно утвердилась лишь в городах, но и то исключительно благодаря военной помощи Советского Союза. Создавать афганскую народную милицию — такая задача стояла перед направленными в служебные командировки советниками, в числе которых был майор милиции Станислав Мефодьевич Серов.
— Прилетели в Кабул, но там надолго не задержались. В Кабуле оставались те, кто был чином повыше, а нас распределили по центрам провинций, где советский советник был в то время практически единственным представителем реальной власти, — вспоминает Станислав Мефодьевич. — Меня отправили на другой конец страны, в Бадахшан. Это самая северо-западная провинция страны, граничащая с Китаем и Пакистаном. По тем временам самая неспокойная — именно через Бадахшан и шло большинство караванов с оружием для душманов. Центр провинции — Файзарабад, небольшой по нашим меркам город, окружённый горами. Здесь, в начале войны, дислоцировался 24-й пехотный полк 20-й пехотной дивизии Афганистана, но из пяти его батальонов два перешли на сторону повстанцев, полностью с офицерами и вооружением, так что ситуация, в которой я оказался, была чрезвычайно сложная. Связь со столицей по одной единственной скверной автомобильной дороге, которую постоянно минировали и обстреливали «духи», или по воздуху — вертолётом, что ненамного безопаснее. С появлением у «духов» американских «стингеров» был период, когда они сбивали практически каждый третий наш «борт». Жили, как в осаждённой крепости. Днём на улицах относительно спокойно, хотя большинство людей смотрят на тебя так, что понимаешь — спиной к собеседнику лучше не поворачиваться. Удивляться этому не приходилось. Ведь эти люди нас к себе не звали. Мы для них всё это время были оккупантами. У многих родственники ушли в горы воевать на стороне «духов». Не раз и не два были случаи, когда командир афганских бойцов обращался к «советнику Мефодьичу» — так меня там звали, с просьбой выдать его бойцам автоматы. Начинаю разбираться и вижу, что по документам совсем недавно все его бойцы получили и оружие, и боеприпасы. Спрашиваю его — где оружие, а он только руками разводит. «Нету! — говорит. Украли, наверное». Не выдать — нельзя, а с другой стороны хорошо понимаю, что уже через неделю, а то и меньше половина этих автоматов будет стрелять в наших солдат.
Кроме охраны порядка, в городе бойцы нашего милицейского батальона вместе с солдатами участвовали в операциях по ликвидации отрядов «душманов», по перехвату караванов с оружием из Пакистана, дежурили на блокпостах на дорогах, сопровождали колонны с грузами. Вот во время одной из операций меня и зацепило… Рассказывает Станислав Мефодьевич скупо, немногословно, как рассказывают об обыкновенной работе. Но благодарность, подписанная министром внутренних дел Республики Афганистан, и два боевых ордена лучше иных слов говорят о том, какой нелёгкой и непростой была эта работа. Домой, в Союз, Станислав Мефодьевич вернулся только в восемьдесят третьем. Памятью об этих двух годах, проведённых в Афганистане в самые драматичные периоды той войны, остались шрамы от ранений и сухие строчки приказов о присвоении очередных званий, о награждениях…
«Только дуракам на войне не страшно»
Павел Крупин получил повестку в армию весной 1982 года.
— Первый цинковый гроб из Афганистана в Уфалей привезли ещё в семьдесят девятом, так что о войне мы знали, и где-то в глубине души морально я был готов к тому, что могу попасть в Афган, — рассказывает он. — В военкомате предложили выбор — Крайний Север или ВДВ. Выбрал ВДВ. Сначала нас с Урала направили в Белоруссию, где полгода самым нещадным образом гоняли и тренировали в учебном подразделении 103-й гвардейской Витебской десантной дивизии, а осенью восемьдесят второго перебросили сначала в Ашхабад, а оттуда транспортным бортом в Кабул.
Запомнились и первые минуты в Кабуле. Построили нас прямо на взлётном поле перед самолётом, а напротив — те, кого мы прилетели менять. Дембеля. Дочерна загорелые, многие с орденами и медалями. Счастливые. Для них всё было уже позади. Весной восемьдесят четвёртого, когда те, кто дожил до дембеля, улетали домой из кабульского аэропорта, на полосе перед самолётом мы были одни. Те, кто должен был нас менять, до Кабула не долетели. Вертушку сбили «духи» где-то в горах… Но это будет потом, а тогда, осенью восемьдесят второго, война для нас только начиналась. Меня распределили в батарею 122-х миллиметровых гаубиц. Орудия прикрывали город, аэропорт, а позиции нашей третьей батареи были в пригороде Кабула, рядом с одним из горных кишлаков. Это только дуракам на войне не страшно. Когда рядом с тобой гибнут друзья, те, с кем призывался, с кем был в учебке, кого знал с самого детства, когда совершенно чётко представляешь себе, что смерть может прийти с любой стороны, а не только оттуда, куда стреляет твоё орудие, это держит в постоянном, выматывающем напряжении и, чтобы снять его, чтобы хоть ненадолго расслабиться, там, где была возможность доставали спирт или водку, ставили брагу, ходили в кишлаки, чтобы выменять на сапёрную лопатку, сапоги или ещё на что-нибудь несколько доз «дури». Позднее меня перевели в батальон, расположенный в городишке Бамиан.
До нас там стоял батальон, сформированный, в основном, из ребят из Азербайджана, но его спустя какое-то время оттуда вынуждены были перевести из-за массовых случаев перехода наших солдат-мусульман на сторону «духов» и заменили батальоном десантников из 103-й дивизии. Для буддистов это место было священным — горы, обступившие городок все изрезаны пещерами, длина которых сотни километров. Люди в них селились ещё больше тысячи лет назад, а тогда, в войну, в них обосновались отряды «духов» и «выкурить» их оттуда не было никакой возможности. Ещё одной достопримечательностью Бамиана были две огромные статуи Будды, вырубленные прямо в скалах. Они были занесены в список ЮНЕСКО, как мировое культурное наследие, но талибы, когда пришли к власти, их взорвали.
Жили мы там в прямом смысле под землёй — и ходы сообщения, и землянки — всё было под землёй, выходить на поверхность было крайне опасно — снайперы «духов» простреливали каждый метр. Правда, в рядовых солдат они стреляли реже, и поэтому было неофициальное распоряжение выходить только без знаков различия и без звёздочек на головных уборах, так было больше шансов остаться живым. Раз в неделю к нам прорывалась машина с водой, примерно с такой же периодичностью приходила вертушка с продуктами и боеприпасами. Когда летели в Бамиан в вертолёте, кроме экипажа, нас было только двое: я и сопровождавший меня лейтенант.
— Молись, — говорит, — Крупин, чтобы долетели. Слышал, наверное, статистику здешнюю — каждую третью «вертушку» «духи» сбивают.
Нам повезло. По вертолёту стреляли, но мы долетели нормально. А уже в Бамиане, в конце восемьдесят третьего, больше месяца сидели совершенно без продуктов из-за того, что вертолёт до нас не долетел…
